Сталкер-югенд - [97]

Еще одно… Когда готовил ночевку, ломал лапник, постелить мягче, скидывал в общую кучу, ровнял и застилал брезентухой. Ложиться приходилось спина к спине (ничего не поделаешь таков комфорт) поровну накрыватся тощеньким одеялом, для тепла. Она считала спать ей жестче, а угол одеяла с его стороны больше. И обратного не доказать хоть ты тресни. Увидеть плохое там, где оно отсутствует, надо уметь. Она училась. Понемногу.

После отбоя, Чили долго не спала, думала о доме, представляя свое возвращение. С удовольствием погружалась в сосущую тоску и утешалась — очень-очень скоро вернется в обычный ей мир. В такие мгновения сожалела, что настояла вести её в какой-то Хар-ойн. Но идти на попятную, не собиралась. Хотя здраво рассудить, так поступить и следовало. Скорее отделается от этого гада, скорее забудет случившийся с ней кошмар.

Лес стоял плотной стеной. В белом березовом строю редкие осины. Позади, вторым эшелоном сосны и ели. В полуденном безветрие должно быть тихо, но слышны треск, шуршание, стук и возня.

Паха подал знак. Чили не поняла жеста.

− Пригнись, — еле расслышала она. Сердце девушки тревожно стукнуло. Первое что пришло на ум — пасечники.

Сам Паха присел на пятку и разглядывал лес с уровня подлеска.

Чили ничего не видела. Кроме паутины на вывороченном комле сгнившей осины. Чудилась всякая хрень, из Armpit. Вот в такой же чаще, их атаковали королевские гиены. Спрашивается, какой дурак придумал название, если в игре ни одного королевства? Но здесь не игра. Здесь все могло обернуться гораздо проще и несравнимо хуже.

Стоять, согнувшись неудобно, а долго сидеть на корточках без привычки невозможно. Чили уже присматривалась примоститься удобней, но Паха предупредил.

− Муравейник за тобой.

− Знаю, − огрызнулась девушка. Соврала. Муравейник просмотрела.

− Пошли, − позвал Паха, но темп шага значительно сбавил.

Старая заимка, разоренная буквально вчера-позавчера. Небольшой четырехстенок, крыша обрушена внутрь, ставни выкорчеваны из гнезд. Дверь не сорвана, а выбита мощным ударом. Стяжка из досок переломилась и завалилась внутрь. Возле стены труп. Ребра выдраны. В человека запустили когти и выдернули ребра. В огромной ране собран лиственный мусор. Паха безбоязненно подошел к телу, осмотреть. Указал Чили на болтавшийся на поясе макаров. Не взведенный арбалет валялся в сторонке.

− Зевнул. Не уберегся. Или не успел.

В другой бы обстановке Чили напомнила − он видно забылся, лезет с разговорами. Но здесь, над растерзанным телом, промолчала. Паха говорил не ради примирения, а остеречь. Поднял за рукав левую руку. Пальцы обгрызены по последние фаланги. На правой тоже самое. Подошел к стене, потрогал-поковырял свежие порезы на черном боку бревен. Чья-то когтистая лапа чиркнула и изуродовала дерево в щепу.

Медленно, вглядываясь в примятую траву, обходили заимку. Паха искал и изучал оставленные налетчиками следы. Над некоторыми долго сидел, расправляя стебли, некоторые только бегло оглядывал. Чили не отставала и честно сознавала себя никчемной, бестолковой, ни на что не способной и ни к чему не приспособленной.

За домом еще убитые. Двое. Первому размозжили голову. И не просто размозжили, а снесли полчерепа. Второй приколот к стенке грубо отломанной дровиной. Корявый сук, собирая кишки в расщеп, прошил плоть и вонзился между бревнами. Убийца собрал кровь в свернутый кульком лист лопуха. Паха наступил на «чару», но Чили приметила. Что же она совсем безглазая что ли? Но и это не все. У мертвого оторвана рука. Вокруг сустава клочья мышц и сухожилий.

Желание одно, закрыть глаза. Зажмуриться крепко-крепко и еще наложить ладони. Для гарантии. Поодаль, в траве, друг на друге, кучей, несколько тел в ужасающем состоянии. У всех рваные множественные раны, торчат голые кости.

− Пасечники? — спросила Чили, не молчать. В тишине будто один на один с покойниками остаешься.

− Нет.

Чили сделалось совсем дурно и страшно….

− Не их работа.

А чья?

Паха заглянул в окошко и сплюнул в негодовании. Заслонил на всякий случай дорогу. От чрезмерно любопытных.

− Не надо.

Предупреждение излишне. Ей и того что вокруг предостаточно.

Паха не был растерян, расстроен или сбит столку. Не прибывал в отчаянии и не скорбел в горе. Он походил на дикого пса, готового к драке. Того гляди оскалится.

− Кто их?

− Не знаю…. Не уверен, что знаю… Но они здорово всех напугали. Мертвяки двое суток лежат, а никто не притронулся. Обычно такого не бывает.

− Обычно? — переспросила Чили. О чем же необычном он не говорил ей? О белоглазых? Она пожалела, что Нити поскупились на прочие подробности из его жизни, кроме самой бесполезной. Что ей с того что он гад? А то она и так не знала.

На оторванную руку они наткнулись позже. Конечность заложили в ветки подросшего дубка с перехваченным ленточкой стволом. Паха дубок от груза освободил.

В предвечерье пятого дня от разгромленной заимки, преодолев несколько мелких речушек, где Паха лихо ловил хариусов; болотину, где пришлось прибегать к вазику и пленке; каменистые увалы, сбившие ноги в кровь, вышли к небольшому распадку. Высоченные ели стиснули крохотную поляну. Между елей угадывалась тонюсенькая тропинка, вьюном оплетавшая могучие комли.