Сталкер-югенд - [102]

Богуш сделал глубокую затяжку. Он-то знал, что за говядиной торгуют на его рынках. Он лишь предупредил тюхал, не дай бог к его столу такое угощение попадет. Ему таскали из леса. Оленину или лосятину.

Трудами нажитое слилось быстро. Да так, что пришлось отрывать зад от насиженного и пригретого места и спасаться бегством. И это, ему!? Богушу?! считавшему власть сродни красивой бабы. У кого хватка жестче под тем и лежит. И тридцать пять лет она лежала под ним, не вошкалась. А перед тридцаткой он десять лет провел в войнах, переговорах, входил в коалиции и выходил из них, заключал договора, столь же легко их нарушал и снова заключал, пока не получил желаемого.

− Выше только бог! — провозгласил он свое безраздельное право друзьям, поверженным врагам и тем, чью волю, он крепко держал в кулаке. Никто не спорил. Спорщиков вывозили в старый карьер. Костей образовалось в два метра слой. Жизнь удалась, а мятежи, восемь попыток пристрелить его, и пять отравить, лишь придавали ей остроту.

Но оказывается, всевышний не любит, когда ему дышат в затылок. Низвержение прошло легко и непринужденно. Прислушайся он к Головачу, выдели чуть больше людей, припряги участвовать других, возможно бы и обошлось. Но протелился. Как следствие — имею то, что имею. Да и с тем не ладно. Бегство сопровождалось не прекращающимися арьергардными схватками. Из выставленного заслона, выиграть толику времени, никто не нагнал. Реальную последнюю возможность отделаться от погони упустили на мосту через Рзу.

Варуша настаивал уничтожить мост, дескать, они через воду ни как. Вода действительно в реке гнилая. Глотнешь, через час подохнешь. Но их так прижали, что переправу взорвать не удалось, а разлитый и подожженный бензин лишь закоптил фермы и задержал погоню на час полтора.

Богуш отшвырнул окурок и потянул вторую папиросу. Всегда смолил по две. Пока курил, обдумывал идею отправить Алекса, своего старшего сына, с частью людей на север, а самому двигаться на восток, окружным путем. Из двух колонн одна уцелеет. Но до шоссе два, а то и все три дня пути. Еще ход, добраться до Террикона. Засесть и выждать. Отследить ситуацию в городе в безопасном отдалении. Ни один из вариантов Богуша полностью не устраивал из-за слабого влияния на ход событий с его стороны.

Докурив вторую папиросу, Богуш прикинул расстояние до котловины. Не успевают. Сумерки сгущались и по округе явное и скрытое движение.

Над колонной крики, лошадиное ржание, грохот повозок и пыль. Вечернее небо предательски быстро наливалась фиолетом, зажигало звезды. Кривой месяц скалился над людским стадом.

− Запаздываем, − предупредил Варуша. Он готов. Автомат в руках, переводчик на АБ. Садить одиночными, пустая трата времени.

В подтверждение звуки выстрелов.

− Сгоняю, гляну, − вызвался гусятник и умчался назад.

Богушу гусятник не очень, не сравнить с пропавшим в подземке Головачом и стоит ли сравнивать. Совсем разные. Головач вдумчивый, въедливый, дотошный. Любитель расставлять и раскладывать по полочкам. Феноменальная стойкость ванька-встаньки. От ударов не падал, а новые успевал встречать в рост. А Варуша это только Варуша. Но Головач рекомендовал его вместо себя. Тот пока справлялся.

Наемник обернулся в пять минут.

− Отфраерился Валет, − уведомил он о гибели одного из мастевых.

− Хер с ним.

− Хер то с ним, а порядок кто теперь среди его сироток поддерживать будет?

− Ты и будешь.

− Не было печали.

− А ты и не печалься раньше срока. До утра подожди.

Не угадал Богуш со временем. Серая тень промелькнула вдоль дороги. Выскочила, выпрыгнула вверх, собирая на себя автоматные очереди и одиночные хлопки, верещала, разрывая слух непостижимым фальцетом. Другая, пролетела низом, выдрала брюхо у лошади. Кишки шлепнулись на дорогу, кобыла заржала и с испугу поперла вперед. Возница, сообразил и влепил заряд в голову лончаку[23]*. Так и так подохнет, а колонну сомнет. Переломил ружье перезарядить и самого смахнули с козел. По отдельности. Сам оземь, голова через борт в узлы с вещами. В окружении дурной бабий визг, заковыристый, от сердца, мат, дерганье и метание. Хапа заскочил на следующую повозку, расшвырял вещи. Заверещавшего в истерике ребенка мазнул когтями. Мазнул — пол лица снес. Добрался до возницы. Прыгнул на плечи, походя сдернул скальп со лба на затылок. Сиганул на спину лошади, скользнул под шею и повис на морде. Животное вскинулось на дыбы, мотая гривой поперла назад, сминая движение людей. Жалобно заржало, взывая о помощи. В лошадь хлестнула очередь. Одна, вторая. Метили в хапа, но не попали. Тварь отцепилась от лошадиной морды, упала на землю. Тут же длинно прыгнула к обочине, к камню. Сжалась и оттолкнулась…

Стрелки ударили на опережение, отправляя свинцовое смертельное облако.

…Хапа отпрыгнул назад, в самую гущу людей. Рыкая и воя, кромсал плоть и кость когтями, рвал клыками. Живым снарядом протаранил колонну в обратном порядке. Свалил крепкого мужика, загрыз беременную бабу, что коршун прошелся по стайке детишек…

Варуша подловил убийцу на короткую очередь. Тварь закувыркалась по песку и даже подыхая тянулась к очередной жертве.