Сталинская эпоха. Экономика, репрессии, индустриализация. 1924–1954 - [3]
В настоящее время выявились целые сюжетные направления, которые раньше, в советское время, совершенно невозможно было исследовать ввиду полного отсутствия источников. К ним, в частности, относится спецпо-селенческая проблема. Вот, например, вышедшая в 2003 г. в издательстве «Наука» наша монография «Спецпоселенцы в СССР. 1930–1960» целиком построена на ранее строго засекреченных документах, главным образом ОГПУ–НКВД[14]. Истории спецпоселенцев и спецпоселенческой системы, составной частью которой являлась «кулацкая ссылка», посвящены также научные труды В. А. Берлинских, Н. М. Игнатовой, С. А. Красильникова, Т. И. Славко, В. Я. Шашкова и других исследователей[15].
В постсоветской литературе практически единодушно осуждается «ликвидация кулачества как класса» в той форме, какой она осуществлялась. И с экономической точки зрения (уничтожение передовых крестьянских хозяйств, дававших товарную продукцию) и особенно с гуманитарной она выглядит ужасающе. Поэтому тех, кто бы все это одобрял и восхвалял, в современной литературе нет.
Что касается коллективизации, то в ее оценке в постсоветской литературе нет такого единодушия. Здесь мнения расходятся по узловому вопросу – было ли вообще нужно или не нужно кооперирование крестьянских хозяйств, являлось ли это назревшей исторической потребностью? Что касается ведущего историка-аграрника В. П. Данилова, то его критика политики коллективизации касалась в основном форм и методов ее осуществления, проявленного насилия над крестьянством, серьезных негативных последствий для производительных сил сельского хозяйства и т. д.
Но в главном В. П. Данилов и в постсоветский период остался на прежних позициях: кооперирование сельского хозяйства было исторической необходимостью; хозяйствование на мелких земельных участках с помощью примитивных орудий обрекало крестьян на тяжелый ручной труд, обеспечивая им всего-навсего поддержание существования, бесконечное воспроизводство всё тех же отсталых условий труда и быта. Он, правда, оговаривался, что мелкое крестьянское хозяйство отнюдь не исчерпало возможностей для дальнейшего развития, но они, эти возможности, были ограниченными с точки зрения потребностей страны, вставшей на путь индустриализации.
Такая точка зрения в настоящее время далеко не всеми разделяется. Мы же склонны с ней согласиться. В стране, осуществляющей модернизацию, полномасштабный переход к индустриальному обществу, аграрный сектор, представленный в основном сетью мелких полунатуральных хозяйств и более характерных для слаборазвитых стран Азии, Африки и Латинской Америки, в любом случае нуждался в реформировании-, разумеется, не обязательно в форме тотального включения крестьянства в колхозносовхозную систему.
Открытым остается вопрос о людских потерях при коллективизации, раскулачивании, а также голоде 1933 г. Имеющиеся в литературе оценочные цифры нельзя признать удовлетворительными. Особенно неудовлетворительно выглядит отнесение всей убыли, всего сокращения сельского населения к умершим и погибшим от коллективизации, раскулачивания, голода, хотя тогда шел интенсивный процесс урбанизации, стремительный рост городского населения в основном за счет массового исхода сельского населения в города. И это было главной причиной сокращения численности сельского населения.
Разумеется, социальные преобразования такого рода и масштаба не могли негативно не сказаться на демографической ситуации в деревне, привели к повышению смертности, снижению рождаемости и, в конечном счете, к заметному замедлению темпов роста населения СССР в целом.
По данным ЦУНХУ (Центрального управления народнохозяйственного учета), за 1929 год численность населения СССР увеличилась почти на 2,8 млн. В последующие три года (1930–1932) это увеличение составило еще 6,1 млн человек, однако среднегодовые темпы прироста населения были ниже уровня 1929 г. почти на 30 %. Спорным остается вопрос о масштабах смертности от голода в 1933 г. Данные ЦУНХУ о том, что за 1933 год уменьшение численности населения СССР составило 1,6 млн, ряд исследователей считает неполными, полагая, что в действительности демографические потери были значительно большими[16]. Было бы неверным скачок в уровне смертности в 1933 г. причислять только к негативным последствиям коллективизации – здесь имел место целый комплекс неблагоприятных факторов, включая стихийное бедствие (засуху) на больших территориях, в основных зерновых регионах (Украина, Северный Кавказ и др.).
Можно считать установленным масштаб смертности в «кулацкой ссылке», или на спецпоселении, что одно и то же. Через «кулацкую ссылку» за четверть века, т. е. с 1930 г. до ее окончательного упразднения по постановлению Совета Министров СССР № 1738–789сс «О снятии ограничений по спецпоселению с бывших кулаков и других лиц» от 13 августа 1954 г., прошло порядка 2,5 млн человек. В «кулацкую ссылку» попали не все раскулаченные, но большая часть. Там умерло не менее 700 тыс., в том числе 450 тыс. приходятся на первые четыре года (1930–1933). Это неестественно высокий уровень смертности, во много раз превышающий все допустимые показатели естественной смертности. В последующие 20 лет, с 1934 по 1954 г., в «кулацкой ссылке» умерло еще около 250 тыс. человек, но это уже была в основном естественная смертность (от старости и т. д.)
