Сталин. После войны. Книга 1. 1945–1948 - [18]

.

Не менее жесткая дискуссия развернулась вокруг репараций. Для СССР, чья экономика была тотально разрушена агрессией Гитлера и его союзников, вопрос компенсации за уничтоженное имущество был более чем актуальным. «Союзники» же и здесь пытались не допустить усиления Советского Союза.

Тему репараций открыл Сталин. Со свойственным ему юмором он начал издалека и даже не с Германии, а с вопроса о том, «кто же нашел итальянские колонии».

– Я могу на это ответить, – сказал Черчилль. – Постоянными усилиями, большими потерями и исключительными победами британская армия одна завоевала эти колонии.

– А Берлин взяла Красная Армия, – сказал Сталин, снова вызвав смех в аудитории[93].

Понимая, что глава СССР намерен требовать репарации с Италии, которая находилась под англосаксонским контролем, Трумэн немедленно заявил, что США и Британия выделили ей кредит в $500 млн и готовятся дать еще столько же. Но эти средства предназначены «для восстановления ее экономического положения» и не могут быть выплачены в качестве репараций. По сути, речь шла о том, что Советскому Союзу рассчитывать не на что.

На это Сталин вполне резонно возразил: «Можно было бы согласиться насчет того, чтобы с Австрии репараций не брать, поскольку Австрия не представляла собой самостоятельного государства. Но нашему советскому народу очень трудно понять отсутствие всяких репараций с Италии, которая представляла самостоятельное государство и войска которой дошли до Волги и принимали участие в разорении нашей страны. У Австрии не было своих вооруженных сил, можно не брать с нее репараций, у Италии были свои вооруженные силы, и она должна платить репарации»[94]. Поскольку союзники твердо настаивали на том, что их кредиты для этой цели использовать нельзя, Сталин добился поставок оборудования с военных заводов.

Самая большая битва развернулась вокруг репараций с Германии. В ходе их обсуждения Сталин прямо обвинил союзников в нечестной игре: «Несколько отклоняясь от главной темы, я хочу сказать о тех изъятиях, которые англичане произвели в русской зоне оккупации до занятия ее советскими войсками. Речь идет о вывозе товаров и оборудования. Кроме того, имеется записка от советского военного командования о том, что американские власти угнали 11 тысяч вагонов с той же территории. Как быть с этим имуществом, я не знаю. Вернут ли это имущество русским или компенсируют его каким-либо другим образом? Во всяком случае, американцы и англичане не только из своих зон вывозят оборудование, но вывезли его и из русской зоны, а мы из ваших зон не угнали ни одного вагона и не взяли никакого оборудования с заводов. Американцы обещали не вывозить, но вывезли»[95].

В ходе обсуждения состоялся любопытный диалог. Уточняя детали соглашения, британский министр Бевин сказал: «Ясно, что активы, принадлежащие Великобритании и США в этой зоне, не будут затронуты». На что Сталин согласился, опять вызвав всеобщий смех: «Конечно. Мы с Великобританией и США не воюем»[96].

Главной задачей Вашингтона и Лондона было присвоить золотой запас Германии, попавший в их руки. Поэтому, когда Сталин заявил, что «Советское правительство не имеет претензий на золото, захваченное союзными войсками в Германии», позиция «союзников» по репарациям заметно смягчилась. Англосаксы согласились оставить Сталину все, что находится на территории, куда вошла Красная Армия, и передать «10–15 %» германского оборудования из западных зон оккупации. Причем за это оборудование СССР должен был осуществить поставки различных материалов, нефти и т. п. на соответствующую сумму! А это уже скорее бартер, чем репарации…

Следует признать, что по вопросу репараций Сталин получил значительно меньше, нежели рассчитывал. Почему? Потому, что этот вопрос обсуждался ПОСЛЕ сообщения Трумэна о наличии у США атомного оружия. Думаю, эти два факта несложно увязать друг с другом…

Одним из самых драматических эпизодов Потсдамской конференции стало сообщение Трумэна Сталину о наличии у США атомного оружия. Президент США долго думал, как это лучше сделать, и даже советовался по этому поводу с Черчиллем. В итоге вечером 24 июля 1945 года Трумэн как бы невзначай сказал Сталину, что Штаты создали новое оружие необыкновенной разрушительной силы. Советский лидер остался совершенно спокойным, не выразив никаких эмоций. Трумэн и Черчилль сделали вывод, что Сталин не понял, о чем речь. На самом деле он все понял, просто не подал виду.

Вернувшись с заседания, Сталин рассказал В. М. Молотову о состоявшемся разговоре с Трумэном. Молотов тут же сказал:

– Цену себе набивают.

На что Сталин усмехнулся:

– Пусть набивают. Надо будет переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы[97].

5 августа 1945 года Сталин отправился на поезде в Москву. На следующий день США сбросили атомную бомбу на Хиросиму.

Помимо заседаний, сложная дипломатическая игра шла в кулуарах. Лидеры и члены делегаций общались на приемах, ходили друг к другу в гости. С этой не менее важной частью дипломатической работы связано несколько занимательных историй. Одну из них рассказал маршал Г. К. Жуков. Во время приема первым слово взял президент США и поднял тост за Верховного главнокомандующего Вооруженными Силами Советского Союза И. В. Сталина. Тот в ответ предложил тост за У. Черчилля.