Сталин. Операция «Ринг» - [10]

С приходом в НКВД на должность наркома Берии в судьбе Маклярского и сотен других сотрудников, кто не умер в тюрьмах, на пересылках и в лагерях, произошел резкий поворот. Их реабилитировали, тех, у кого сохранилось здоровье, вернули в боевой строй. 22 сентября 1939 года Маклярского восстановили на службе и назначили начальником 2-го отдела управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР. В этой должности он не задержался. На Лубянке еще оставались руководители, избежавшие репрессий и помнившие о нем как о способном агентуристе-разработчике. 18 декабря 1940 года Маклярского перевели на должность старшего оперуполномоченного 4-го отделения 2-го отдела управления, занимавшегося борьбой со шпионажем. Войну он встретил начальником 2-го отделения 2-го отдела НКВД СССР, с 18 января 1942 года – 4-го управления.

В сложной военной обстановке в полной мере раскрылся талант Миклашевского как мастера-контрразведчика. Ему одному из первых пришла в голову остроумная идея с помощью легендированной антисоветской подпольной организации «Престол» и агента Гейне завязать с абвером стратегическую оперативную игру. Поэтому, направляя Маклярского в Ленинград, Судоплатов рассчитывал на то, что и на этот раз опыт и профессиональная интуиция не подведут его – Миклашевский окажется тем, кому будет по силам выполнить задание Сталина…

Резкий толчок вырвал Маклярского из сна. Пол ушел из-под ног, он ухватился за страховочный ремень и прильнул к иллюминатору. За бортом сгустилась кромешная мгла. С Балтийского моря волнами наползал туман. Экипаж чудом определил, что самолет находится в районе полевого аэродрома, и зашел на посадку. На земле услышали звук моторов, и через мгновение внизу заполыхали костры. Тусклая огненная стрела проступила в чернильной темноте апрельской ночи.

«Дуглас» резко нырнул вниз и, едва не зацепившись шасси за крыши домов, плюхнулся на землю. Корпус содрогался от бешеной тряски. Маклярского и Ильина швыряло из стороны в сторону. Они вцепились в страховочные ремни и сжались в комок. Казалось, что вот-вот, и самолет развалится на части, но опытные пилоты быстро погасили скорость и свернули на стоянку. Двигатель в последний раз устало всхлипнул и затих. Лопасти винтов, по инерции несколько секунд покромсав воздух, бессильно обвисли.

Общий вздох облегчения прозвучал в салоне. Из хвоста «Дугласа» показался бортстрелок, проскочил к двери, распахнул ее настежь и опустил трап на землю. Струя свежего воздуха, в котором смешались запахи керосина и молодой зелени, ворвалась в салон и вызвала оживление среди пассажиров. Первыми на выход потянулись офицеры Генштаба, за ними последовали Ильин и Маклярский. У трапа их встретил худощавый капитан со знаками отличия сотрудника госбезопасности. В отблесках костров его исхудавшее лицо напоминало пергаментную маску, блокада сказывалась не только на мирных жителях, но и на военных.

– Капитан Самойлов, старший оперуполномоченный 2-го отделения особого отдела Ленинградского фронта, – представился он.

– Майор Ильин, начальник 2-го отдела 3-го управления НКВД СССР. Капитан Маклярский, заместитель начальника 2-го отдела 4-го управления НКВД СССР, – отрекомендовались они.

– Как обстановка, товарищ капитан? – поинтересовался Ильин.

– Тяжелая, но держимся. Вчера отбили очередную атаку фрицев на Пулковских высотах, – доложил Самойлов.

– Ну ничего, недолго им осталось атаковать. Всыпали под Москвой, всыпим и под Ленинградом! – без тени сомнений заявил Ильин и поторопил: – Ну что, поехали, машина где?

– Здесь, недалеко. Следуйте за мной, только под ноги смотрите. После последней бомбежки сам черт ногу сломит, – предупредил Самойлов и шагнул к провалу в стене. Ильин и Маклярский последовали за ним. Стоянка машин находилась в двух сотнях метров, в капонире, отрытом в земле, сверху от вражеской авиации ее закрывала маскировочная сетка. По дороге к ней Самойлов не удержался и спросил:

– Как у вас в Москве, по-прежнему бомбят?

– Отбомбились. С марта фрицы носа не показывают, – развеял его тревогу Ильин.

– А у нас дня не проходит, чтобы не было налета. Вам повезло, ночь прошла спокойно.

– Будем надеяться, что и дальше повезет, – добродушно произнес Маклярский и поинтересовался: – Тебя как звать?

– Михаил, – ответил Самойлов.

– Меня тоже, выходит, тезки.

– Выходит так, – обронил Самойлов и, помявшись, обратился к Ильину: – Товарищ майор, а что в Москве слышно про наше наступление?

– Будет наступление, Миша! Обязательно будет! Погоним фрица до самого его логова, до Берлина, – заверил тот.

– Скорее бы, а то невмоготу. От голода померло жуть сколько. Дети, старики, сил нет смотреть.

– Война, Миша, но ничего, сдюжим.

– Оно, конечно, так, но скорее бы.

– К лету наберем силенок и ударим… Зараза! – чертыхнулся Ильин.

Маклярский успел его подхватить и не дать свалиться в воронку. Проклиная фашистов, они добрались до машины. Встретил их разбитной водитель, перехватил увесистые вещмешки с продуктами, сложил в багажник и сел за руль. В густой пелене тумана он каким-то чудом находил дорогу. На подъезде к городу она улучшилась. С севера подул порывистый, не по-весеннему холодный ветер, и в кисельной пелене образовались проплешины. В них проглядывали блеклая россыпь звезд и тусклый диск унылой луны. Водитель прибавил скорость. По сторонам, сливаясь в безликую, безжизненную стену, потянулись окраины Ленинграда.