Сталин и его подручные - [198]
Переворот произошел 26 июня на следующем заседании Президиума. Из заседающих только Маленков, Булганин и Хрущев знали, что произойдет. Якобы для обучения к каждому кремлевскому охраннику приставили военного. Булганин привез в своей машине генералов и маршала Жукова; несмотря на кремлевские запреты, у генералов было личное огнестрельное оружие. Военные ожидали за дверями сталинского кабинета. Они должны были войти, когда Хрущев нажмет кнопку звонка.
Берия, одетый в неглаженый серый костюм, без галстука, пришел последним. Он спросил о повестке дня; ему ответили: «Лаврентий Берия». Единственным нам известным документом этого заседания является черновая запись выступления Маленкова:
«Враги хотели поставить МВД над партией и правительством. […]
Задача состоит в том, чтобы не допустить злоупотребления властью.
[…]
1. Факты – Украина, Литва, Латвия.
Нужны ли эти мероприятия? […]
2. Пост Мин. внутренних дел у т. Берия – он с этого поста контролирует партию и правительство. Это чревато большими опасностями, если вовремя, теперь же не поправить.
3. Неправильно и др. Суд – подготовить]. Особое совещание. […]
4. Разобщенность, с оглядкой. […] Настраиваемся друг на друга! Нужен – монолитный коллектив, и он есть! […]
5. Товарищи не уверены, кто и кого подслушивает.
6. От поста зама – освободить назначить министром нефтяной промышленности… […] Кто хочет обсудить…»(51)
Началось обсуждение, напоминавшее фарс. Берия отвечал на ругань, когда Маленков нажал кнопку, и вошел маршал Жуков с четырьмя офицерами. Они остановились за Берия, и двое из них приставили револьверы к его голове. Берия не вставал с места и машинально писал на бумаге «тревога тревога тревога…» (и так девятнадцать раз). Его вывели из кабинета и обыскали. Сняли знаменитое пенсне, которого он больше не увидел.
Сначала Берия увезли в казарму. На следующий день его посетил Круглов, который тогда же стал министром госбезопасности. Ходили слухи о парашютистах, прибывших, чтобы выручить Берия, поэтому его перевезли в подземный бетонный бункер, а военные заняли Лубянку. В Москву были введены танки, и Булганин говорил солдатам, что Берия, Абакумов и офицеры старого МГБ хотели вновь учинить массовый террор. Вскоре танки выехали, чтобы разоружить две дивизии войск МВД, а потом вернулись и оцепили центр Москвы.
Повсюду сняли портреты Берия. Три эмвэдэшника смели в мешок все бумаги из его сейфа: большую часть сожгли из страха, что они содержат компромат на партию. В Берлине Вальтер Ульбрихт вздохнул с облегчением: агентов Берия отозвали в Москву, и больше не было разговоров о слиянии ГДР с ФРГ.
В течение первой недели в бункере Берия получал от своего охранника, генерала Батицкого, клочки бумаги и карандаш. Он сразу в панике нацарапал записку Маленкову: «Егор разве ты не знаешь меня забрали какие-то случайные люди хочу лично доложить обстоятельства когда вызовешь» (52). Через два дня он опять написал: «Егор почему ты молчишь». Через день Берия овладел собой и написал всем своим бывшим коллегам более грамотное письмо: он просил, «пусть простят, если и что и было за эти пятнадцать лет большой и напряженной совместной работы». Маленкова он просил «если это сочтете возможным семью (жена и старуха мать) и сына Серго, которого ты знаешь, не оставить без внимания» (53). Но в тот же день арестовали сына, беременную невестку и двух внуков; вскоре арестовали и Нину Гегечкори-Берия. Не тронули только старуху мать и глухонемую сестру. 1 июля Берия написал Маленкову, Молотову и всем своим обвинителям длинное покаянное письмо. «Особенно тяжело и непростительно мое поведение в отношении тебя, где я виноват на все сто процентов», – уверял он Маленкова, напоминая ему, однако, что некоторые реформы они начинали совместно. Берия утверждал, что его ошибка состояла в том, что он распространял документы МВД, бросавшие тень на репутацию Хрущева и Булганина. Он раскаивался в своих предложениях освободить ЕДР и ослабить власть Ракоши. Разбередить совесть Маленкова, конечно, было невозможно, но можно было надавить на его инстинкт самосохранения, и Берия намекал, что вместе с ним может пасть и Маленков.
Убеждая Молотова, что он всегда уважал его, Берия умолял его спросить об этом Нину и Серго. Он напомнил Молотову и о том, как они вместе поехали к Сталину, чтобы вывести его из шока в начале войны. Он взывал и к Ворошилову, Микояну, Кагановичу, Хрущеву и Булганину, которым он никогда ничего плохого не делал. Ему очень хотелось жить: он был готов работать в колхозе, на стройке (54).
На следующий день жалость к себе разрослась до панического страха:
«Дорогие товарищи, со мной хотят расправиться без суда и следствия, после 5-дневного заключения, без единого допроса, умоляю Вас всех, чтобы этого не допустили, прошу немедленно вмешательства, иначе будет поздно. Прямо по телефону надо предупредить» (55).
Он просил, чтобы комиссия разобрала его дело:
«Разве только единственный и правильный способ решения без суда и выяснения дела в отношении Члена ЦК и своего товарища после 5 суток отсидки в подвале казнить его? […] Т. Маленкова и т. Хрущева прошу не упорствовать разве будет плохо, если товарища реабилитируют?»
«Три года, проведенные в поисках, расшифровке и осмыслении документов, убедили меня в том, что ничего в этих архивах не может ни дискредитировать, ни опошлить Чехова. Результат как раз обратный: сложность и глубина фигуры писателя становятся еще более очевидными, когда мы оказываемся способны объяснить его человеческие достоинства и недостатки» — такова позиция автора книги «Жизнь Антона Чехова» (1997) профессора Лондонского университета Дональда Рейфилда. Эта многостраничная биография рисует непривычного для нашего читателя Чехова.
«Бог делил Землю между народами, — гласит грузинская легенда, — грузины опоздали, задержавшись за традиционным застольем, и к моменту их появления весь мир уже был поделен. Когда Господь спросил у пришедших, за что они пили, грузины ответили: «За тебя, Бог, за себя, за мир». Всевышнему понравился ответ. И сказал он им, что, хотя все земли розданы, приберег он небольшой кусочек для себя и теперь отдает он его грузинам. Земля эта, по словам Господа, по красоте своей не сравнима ни с чем, и во веки веков будут люди любоваться и восхищаться ею…»Известный британский литературовед и историк Дональд Рейфилд, автор бестселлера «Жизнь Антона Чехова», главный редактор фундаментального «Полного грузинско-английского словаря», создал уникальный труд — историю Грузии, драгоценный сплав, в котором органично слились исторические хроники, уникальные документальные свидетельства и поразительное по яркости повествование.
Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.