Сталин, Гитлер и мы - [145]

Уже в сороковые годы Суслов производил впечатление «молодого старика» (напомним — родился он в 1902 году). Любопытное впечатление оставляют его фотопортреты. Если сравнить их в 50-е и 70-е годы, то разницы в них почти нет. Но за его стандартным аскетическим обликом скрывалась личность, а не просто человек в футляре, он тщательно и весьма успешно прятал ото всех свою подлинную сущность самовлюбленного властолюбца и демагога. Лично мне удалось уловить один такой момент в его жизни, когда он несколько приоткрылся.

Мой журнал «Огонёк» печатал цветные портреты членов Политбюро размером на целую журнальную полосу по случаю их круглых юбилейных дат. Эти изображения носили подчеркнуто официальный и парадный характер, причем, каждый раз утверждались для нас самими юбилярами. К 75-летию Суслова я послал ему его официальный цветной портрет на утверждение. И в ответ получил его отличную черно-белую фотографию, сделанную всемирно известным французским мастером. Я аж ахнул от удивления. Перезвонил его помощнику, тот справился у Суслова, который еще раз подтвердил свое решение. Что ж! На этой черно-белой фотографии он был похож на изысканного интеллектуала, каким, надо думать, он себя и считал. За долгие годы моей работы в журнале так не поступал ни один член Политбюро! Ни до этого случая с Сусловым, ни после него. Им никак нельзя было выбиваться, выпячиваться из своего общего ряда, таков был неписаный, но железный закон, а вот Суслов в свои 75 лет, стал, похоже, настолько всемогущ, что осмелел и позволил себе проявить свою натуру. Никого и ничего уже не боялся, несмотря на свой сверхосторожный образ жизни.

Я близко приятельски общался с теми пишущими аппаратчиками из ЦК, которые сочиняли доклады и другие документы для членов Политбюро. От них можно было услышать много интересного о наших руководителях, особенно тогда, когда тот или иной руководитель выбывал из Политбюро по той или другой причине. Так, например, Ф. Петренко, долго и много обслуживавший таким образом наших вождей, вспоминал: «Мне представляется, что политическое мышление этого загадочного человека было ортодоксальным и во многом догматичным. Он, между прочим, чуть ли не единственный из всей когорты руководителей, кто читал Ленина. Однако воспринимал в нем скорее букву, чем дух». Петренко и другие из окружения Суслова отмечают, что тот мог легко подогнать к тому или иному случаю нужную цитату, знал, где ее найти. А о его идеологической направленности весьма выразительно высказался историк Д. Волкогонов:

«Сталинский догматизм, наложивший свою диктаторскую печать на общественную мысль, был воинствующим, беспощадным… Особую изощренность в этом деле проявлял Суслов, настоящий идеологический инквизитор, который сумел и после Сталина на долгие годы сохранить теоретические исследования в состоянии застоя. Опуская везде свой идеологический шлагбаум, консервируя сталинизм, Суслов являлся генераторам дуализма, теоретического лицемерия».

Тот же Волкогонов целиком и полностью разделяет высказанное нами выше мнение об огромной (отрицательной, конечно!) роли Суслова в жизни нашей страны во второй половине двадцатого века:

«Худой, болезненного вида человек, ходивший всегда в поношенном костюме, он тем не менее более других ценил жизненные блага. У Суслова было ярко выраженное „шлагбаумное“ мышление: не пускать и не позволять, не потакать. Его побаивались не только люди среднего уровня, но и находившиеся рядом с ним. Тридцать пять лет, начиная с 1947 года, он в качестве секретаря Центрального Комитета заправлял идеологией. Этот человек сделал очень многое для цементирования догматизма в отечественном обществоведении не только при Сталине, но и после него. Главный идеолог партии, однако, не смог за десятилетия своей работы в ЦК выдвинуть хоть сколько-нибудь запоминающуюся, свежую идею или концепцию. Этот человек всю жизнь был хранителем догм сталинизма, а затем, формально отринув Сталина, не переставал всемерно способствовать консервации его старых мифов. Именно Суслов до самой смерти Сталина был одним из самых рьяных пропагандистов сталинских работ, „Краткого курса“, который незаметно, несмотря на все усилия, терял свою „идеологическую силу“».

Слепая, можно сказать, болезненная верность Суслова своему бывшему хозяину давила на всю духовную жизнь общества, принижая и растлевая ее. Главный идеолог с его неизлечимым сталинизмом был вездесущ, его тлетворное влияние проникало всюду. Так, например, мы до сих пор не имеем подлинной, научно объективной истории Великой Отечественной войны, не знаем о ней всей правды. А почему? Уже цитировавшийся выше Волкогонов вспоминает: «Мне пришлось проработать около двух десятков лет в Главном политуправлении Советской Армии и Военно-Морского Флота. Было время, когда в отделе печати Главпура в соответствии с высокими указаниями Суслова и его аппарата просматривались все мемуары». В результате мы до сих пор и не имеем достоверной истории Великой Отечественной войны. Писатель В. Астафьев, участник и инвалид войны, прошедший ее в солдатской шинели, пишет: