Сталь императора - [89]

– Не томите, ваше сиятельство!

– Романовы – это гениальная операция иезуитов, точнее – их финансистов Сакетти и Барберини. Когда военная авантюра иезуитского генерала Аквилы закончилась неудачей и «тушинский престол» прекратил свое существование, банкиры взяли дело в свои руки и… «осел, груженный золотом», открыл ворота крепости быстрее, чем осаждавшее ее войско.

– Не хотите ли вы сказать, дядюшка, что нас поддерживают иезуиты?

– Каждому овощу свое время. Сейчас пришла пора других ослов и другого золота. Ставки только выросли. Видишь этот подсвечник, мой мальчик? Когда встретишь человека с такой же печатью, знай – это один из тех, кто может нам помочь. Но не обольщайся. Они тщатся использовать нас так же, как мы хотим использовать их. Игра эта сложная и опасная. А сейчас вернемся к нашим делам. Террор – дело серьезное, оно не терпит суеты и спешки. Надеюсь, мундир для исполнителя готов.

Муки творчества

Император остановился перед входом в вагон-столовую, переоборудованный в походный штаб, и прислушался: спор за дверями был в самом разгаре.

– А я настаиваю на том, что именно никчемные! Судите сами: погонные шестидюймовки имеют категорически недостаточные углы обстрела и возвышения. К тому же на крейсерах они ничем не защищены. То же самое касается противоминной артиллерии, особенно нижнего яруса! Ни одна из этих пушек не нанесет серьезных повреждений хорошо бронированному противнику. Более того, при серьезном волнении на море они попросту не смогут вести огонь. Казематы будет заливать уже при качке в три-четыре балла. Количество пушек совсем не означает качество огня…

– Господа офицеры!

– Прошу вас, не отвлекайтесь на меня, продолжайте, – махнул рукой император, призывая к возобновлению разговора, – а мы присядем, послушаем умных людей.

Вдохновителем горячей дискуссии был главный корабельный инженер Санкт-Петербургского порта Дмитрий Васильевич Скворцов. Орлиный нос, черные глаза и такая же темная бурная растительность на лице делали его похожим на цыгана, случайно надевшего форму морского офицера. Цыганской – горячей, бунтарской, не признающей авторитетов – была и натура Дмитрия Васильевича, уроженца Санкт-Петербурга из семьи придворных служителей. Это он, опередив на пять лет «наших западных партнеров», разработал по заказу великого князя Александра Михайловича «русский дредноут» с единой артиллерией главного калибра – десять пушек аж в пяти двухорудийных башнях. Проект был положен под сукно с потрясающей формулировкой: «За границей такое не делают, стало быть, и нам не надо».

– Ваше императорское величество! – кораблестроитель обозначил приветствие кивком головы. – В настоящее время занимаюсь строительством броненосца «Бородино». По проекту он должен быть вооружен четырьмя двенадцатидюймовыми и двенадцатью шестидюймовыми пушками, но я остаюсь убежденным сторонником единого основного калибра. В обоснование своей уверенности хочу обратить внимание на экспериментальный расстрел устаревшего броненосца «Бельайл», проведенный англичанами в 1900 году. Броненосец «Маджестик» с близкой дистанции в восемь кабельтовых произвел по мишени восемь выстрелов двенадцатидюймовыми фугасными снарядами, снаряженными черным порохом, семь – двенадцатидюймовыми бронебойными снарядами, около ста – шестидюймовыми фугасными, снаряженными лиддитом, около ста – шестидюймовыми фугасными снарядами с черным порохом, около четырехсот – 76-миллиме-тровыми фугасными и около семисот пятидесяти – 47-миллиметровыми бронебойными снарядами. В цель попало примерно тридцать-сорок процентов от выпущенных боеприпасов – пять двенадцатидюймовых, семьдесят пять шестидюймовых, сто сорок 76-милли-метровых и двести 47-миллиметровых. На «Бельайле» броня прикрывала всю ватерлинию и каземат. При обстреле она была пробита только двумя двенадцатидюймовыми снарядами. Один броневой лист был расшатан последовательным попаданием нескольких шестидюймовых снарядов с возникновением в нем протечки. Орудия в каземате остались целы, хотя двенадцатидюймовый снаряд и несколько мелких, залетевших в амбразуры, уничтожили все прицелы и манекены людей, находящихся внутри.

– Что ж, Дмитрий Васильевич, – встречно поприветствовав конструктора, кивнул император, устраиваясь поудобнее на стуле, – данные, предоставленные англичанами, не отличаются от полученных адмиралом Макаровым при обстреле броневых плит. Ну а что британцы пишут про воздействие фугасных снарядов?

– Та-а-а-ак, – торопливо перекладывая перед собой листы, засуетился Скворцов, – вот! «Разница между эффектом пороха и лиддитом признана настолько значительной, что адмиралтейству рекомендовано вообще отказаться от использования пороховой начинки в пользу лиддитной…» Что еще… «Хоть небронированные части корабля очень уязвимы к огню скорострельных орудий, но даже большое количество попаданий фугасными снарядами не приводит к его потоплению». А вот – интересно – «корабль, подвергшийся интенсивному обстрелу фугасными снарядами, будет практически беззащитен против миноносцев из-за повреждения артиллерии».

– И какие практические выводы вы сделали не как конструктор, а как морской офицер? Какую тактику следует применять, исходя из представленной информации?