СССР™ - [13]

Дорофеев разработал три пакета возражений на заявление проклятого «Союза», наковырял кучу ссылок на российские прецеденты и правоприменительные особенности законодательства о товарных знаках в европейских странах, выучил наизусть аргументы победителей половины процессов, которые рассматривала судья Мурзаян, исходя из этих соображений расписал последовательность предоставления доказательств и контраргументов. Собранного материала хватало на пару-тройку честных монографий.

Сергей поднял Дорофееву зарплату в три раза. Ему как-то неловко даже было, что он так завел парня. Иногда Сергей думал: если бы не Дорофеев, я бы слился, ударил бы с этими подонками по рукам и постарался бы соскочить. На любых условиях, самых унизительных. А теперь унижаться стыдно – и перед собой, и перед Дорофеевым.

Иногда Сергей верил, что гаубицы, слепленные Вальком, дострелят до темного нутра подсознания арбитражного судьи Карины Мурзаян, и плюнет она на осознанную необходимость и на кремлевские шпили, торчащие за «Союзом», – в результате чего примет справедливое решение. И они выиграют в первой же инстанции.

Они проиграли.

3

Вновь двум утесам не сойтись, – но все они хранят

Союза прежнего следы, глубоких трещин ряд.

Михаил Лермонтов

– Всё, – сказал Петрович.

Игорь не услышал.

Петрович ткнул его в бок и рявкнул так, что в евстахиевой загудело:

– Всё, шабаш!

Игорь скривился, кивнул и выключил компрессор.

Сразу стало, как и полагается под землей, тихо и стыло. Только порода осыпалась мелкими невидимыми змейками. И лампы сразу принялись тускнеть. Падение напряжения было рассчитанным, чтобы бригада успела собрать инструмент, не спеша дойти до подъемника и отправиться на-гора.

За полгода Игорь наблатыкался так, что заведенных расписанием десяти минут ему, несмотря на ватную усталость, хватило бы, не только чтобы до клети дойти, но по дороге чечетку сбацать, пару пива выпить и девушку полюбить. Ну куда ты опять про девушку, вяло одернул себя он и почти успел: вспыхнувшие в голове очертания не успели отлиться в конкретные плечи, шею, грудь и так далее. Хотя брюнетка на сей раз возникла, да. Тьфу на тебя, эротоман недоенный, подумал Игорь с тоской и вслух произнес:

– Ничего, два дня до края.

Петрович, запиравший вахтовку, внимательно посмотрел на Игоря, хотел что-то сказать, но почему-то сдержался. Сказал только в подъемнике, негромко, Игорь за визгом канатов едва расслышал, а может, и недослышал:

– Два дня, Игореха. А за краем пустота.

Игорь не стал отвечать. Тему «Что будет после марта» они с Петровичем пережевали так, что волокон не осталось. Программа-минимум была очевидной. Помыться горячей водой – чтобы пальцы стали розовыми и со сморщенными подушечками, и толстую черную обводку вокруг ногтей чтобы убрать, и чтобы полукипяточек тек и стекал, по голове, по телу. Посидеть на теплом унитазе, долго, с сигаретой в зубах и свежей газетой в руках, а не с журналом полугодичной давности. Наесться кровавого борща из всего свежего, и зимнего салата, и жареной рыбы, и колбасы, и яблок, и бананов – порваться, но забить тщательно перетертыми кусками и дольками любое место в памяти, в котором притаился вкус макарон с олениной. Посмотреть футбол. Полюбить всех, до кого дотянешься. Тут Петрович героически ограничивал свои фантазии женой и какой-то Галиной из первого подъезда. У Игоря были планы, сопоставимые с годичным заданием челнока в швейной машинке крупной фабрики на севере Китая. И чтобы сначала блондинка высокая, потом маленькая стройная брюнетка, потом... Черт. Круглосуточную смену ввести, что ли. Или дрова колоть на досуге. Но ведь в армии такого не было, а там, извините, полтора года как в барабане – пустота и гулкость, если не считать предпоследний день в челябинской учебке, когда Игорь познакомился с доброй девчонкой Юлей, спасибо ей огромное. Все, в Челябу поеду, решил он.

Игорь не знал, одного ли его так колбасит или это проблема всех мужиков. Подозревал, что всех, – может, и не каждого половым вопросом, а ликеро-водочным или еще каким. А существование за шахтой, совсем за нею, через неделю и через месяц, не представлял толком никто, чем бы ни был озабочен. Во всяком случае, ни Петрович, ни остальные представители второй бригады – с первой и третьей, как и с ремонтниками, Игорь общался меньше – так и не рассказали самому молодому работнику «Восточной», как жить шахтеру, который вернулся на Землю навсегда и успел утолить голод и томление всех своих органов.

Может, не верили, что навсегда. Валерка помнит: и в прошлом году обещали, что последний сезон, и в позапрошлом. Действительно ведь «Восточная» истощена, последние крохи добираем. А все равно вербуют – и ни штат, ни зарплату не урезают. Так что, может, и следующий год удастся протянуть.

А может, взрослые опытные мужики и сами не знали еще, как быть. Народ был разный: и потомственные углерубы с Кузбасса, Донбасса да с казахских копей каких-то, и пара ребят с меткомбинатов, а большей частью – случайные люди вроде Игоря. Валерка говорит, сперва вообще вписался, чтобы пить бросить. Сам не верил. А бросил, и на Земле не пил, и потом еще дважды вписывался. И дальше вписываться готов. Маньяк.