СССР и Запад в одной лодке - [36]

Есть много свидетельств, что западная пресса скорее долго игнорировала случаи диссента в СССР, чем преувеличивала их. В 1962-65 годах несколько человек было арестовано за их политический или художественный нонконформизм — и хотя иностранные корреспонденты знали об этих случаях, они ничего не писали об этом, не считая арест малоизвестных людей событием. В частности, непосредственным поводом для моего ареста в 1965 году послужила попытка дать интервью для «Ньюсуик» — ни слова о моем аресте ни в «Ньюсуик», ни в другом месте не появилось. Г-н Оснос упоминает меня как пример человека, который «достиг международной известности, потому что корреспонденты „Нью-Йорк Тайме“ и „Вашингтон Пост“, которые были его друзьями, писали восхищенно о его мужестве». Я действительно многим обязан своим друзьям-корреспондентам, но писать обо мне они стали только в связи с моей книгой «Доживет ли СССР до 1984 года?», успех которой на Западе и сделал меня известным. Кстати, тогда в американской прессе писали не только о моем мужестве, но и о том, что книга написана по прямому или косвенному заданию КГБ, привожу это как пример неподготовленности западной прессы к появлению диссидентов в СССР.

Еще более характерный пример — рабочее восстание в Новочеркасске в 1962 году, которое было подавлено властями с помощью танков и стоило десятков человеческих жертв, американская печать ничего не писала об этом. Конечно, если бы подобное событие произошло теперь, то именно благодаря движению диссидентов оно могло бы сразу же стать известно, и г-н Оснос не смог бы сказать, что в СССР невозможны события вроде рабочих беспорядков в Польше в 1976 году. Такие события весьма возможны в СССР, как возможно и то, что из-за обширности и закрытости страны они окажутся недостижимы для непосредственного наблюдения иностранных журналистов. Внимание иностранных журналистов сосредоточено, главным образом, на нескольких ведущих диссидентах, вышедших из советского истаблишмента, и это порождает тенденцию писать о движении диссидентов как о деле исключительно интеллигенции, между тем анализ известных арестов по политическим мотивам за 1969-70 годы, например, показывает, что 34 % арестованных были рабочими. Теперь же стали известны и попытки рабочих защитить свои экономические права, когда они обратились за помощью к диссидентам и иностранным корреспондентам (см. статью Д. Шиплера в «Нью-Йорк Таймс», 9 декабря 1977).

Интерес журналистов к диссидентам начался в 1966 году, когда власти устроили «показательный» процесс над Юлием Даниэлем и Андреем Синявским, освещая его в печати, по радио и телевидению. Только увидев, какое большое значение придают этому процессу советские власти, западные журналисты начали много писать о деле Синявского и Даниэля, а затем и о диссидентах вообще. Если бы власти осудили двух писателей без всякого шума, то и западные журналисты в Москве не придали бы никакого значения им. В интересы властей вовсе не входило делать рекламу Синявскому и Даниэлю, но они гораздо раньше и лучше иностранных журналистов поняли, какую опасность для режима представляет инакомыслие, и хотели этим процессом запугать потенциальных диссидентов и одновременно настроить общество против них.

В качестве примера, как «маленькое число мало известных частных граждан в наиболее могущественном тоталитарном государстве» смогло оказать влияние на Запад, г-н Оснос приводит Хельсинкскую группу во главе с Юрием Орловым и добавляет: «Только западные репортеры в Москве могли вывести их так быстро на глаза публики и удерживать ее внимание».

Факты не говорят об этом. Западные корреспонденты в Москве мало писали о деятельности группы до ареста трех ее членов — Юрия Орлова, Александра Гинзбурга и Анатолия Щаранского, а точнее — до заявлений по этому поводу сначала представителей Госдепартамента, а затем президента Картера. Именно когда этот вопрос — вне всякой зависимости от его освещения иностранными корреспондентами в Москве — стал предметом внимания американской администрации, о нем стала много писать американская пресса. Группа все время имела открытый контакт с комиссией Конгресса США, передавая туда свои документы о нарушении прав человека в СССР.

Мне кажется, что не отвечает фактам и противопоставление г-ном Осносом эмиграции, как он пишет, «основного населения» из Восточной Германии эмиграции из СССР «второклассных национальностей». Эмиграция из СССР носит не только национальный (еврейский и немецкий), но и социальный характер — отъезд интеллигенции, причем многие эмигранты принадлежат к самой верхушке интеллигенции, к гражданам «первого класса», пользуясь терминологией г-на Осноса, и это весьма характерный симптом для больного общества. Кроме того, анализ материалов Хельсинкских групп показывает, что сейчас все большее число русских обращается к властям за разрешением эмигрировать.

Также спорным представляется мне поднятый в статье вопрос, переоценивает американская пресса значение диссидентов в СССР или недооценивает. Еще в Москве г-н Оснос неоднократно говорил, что американская печать должна уделять диссидентам не больше места, чем они реально занимают в советском обществе. Если исходить из математических посылок, что на 250 миллионов советского населения приходится не более 250 получивших известность диссидентов, то американская печать должна была бы уделять им примерно одну миллионную долю общей информации об СССР. Но если исходить из того, что диссиденты — это единственный индикатор брожения, которое происходит в молчащем советском обществе, а также один из бродильных ферментов этого брожения, то вывод напрашивается совсем иной.