Срок истекает на рассвете. Черные цветы Френсиса. Цивилизованные джунгли. Актеры-любители. Утром, в день святого Патрика. Десять нитей. «Шутка» - [86]

Протянув руку, Браун вдруг схватил сумочку Натали — ту самую, зеленую, под цвет ее туфель.

— Позвольте, позвольте! — Максуэлл попытался помешать ему, но опоздал.

— Посмотрите, тут ли чековая книжка, — сказал Митч, передавая сумку полицейскому. — Толстая чековая книжка. На первой странице проставлена фамилия Натали и все остальное. Вряд ли она часто выписывает чеки. Так что книжка — та же самая.

Принс с недоумевающим видом держал сумку в руках.

— Найдите чековую книжку. Это улика, — потребовал Митч.

— Собственно, имеете ли вы право… — начал было Максуэлл, но под взглядом полицейского осекся и замолчал.

— Да, она здесь, — сказал Принс и достал из сумки чековую книжку. — Начата двадцать первого февраля. И что же?

Митч Браун откинулся на обитую красной искусственной кожей спинку кабины и поднял глаза к потолку.

— Никто на свете не знает… разумеется, кроме Натали, если она не страдает потерей памяти, в чем я сомневаюсь… какая сумма остатка указана в чековой книжке наутро дня святого Патрика. Никто. А я знаю.

Почему? Потому, что я заглянул в чековую книжку миссис Максуэлл, когда она спала на моей кушетке: я ведь пытался узнать, кто она, чем ей можно помочь и нуждается ли она в деньгах.

Лейтенант Принс перелистывал корешки чеков.

— Ну, ну?

— Назвать вам сумму? С точностью до одного цента? — На лбу Митча выступил пот. — Четыре тысячи шестьсот четырнадцать долларов и шестьдесят один цент! — медленно и внятно произнес он.

— Правильно! — удивился полицейский и холодно взглянул на Джулиуса Максуэлла.

Но Митч Браун не испытывал торжества. Он словно забыл о присутствии лейтенанта.

— Натали, — сказал он. — Жаль, что так получилось. Но я думал, что у вас какая-нибудь мелкая неприятность, и хотел вам помочь. Почему вы ничего мне не рассказали там, в ресторане?

У женщины задрожали подкрашенные губы.

— Конечно, вам так или иначе пришлось бы отвечать перед законом: мне ведь не оставалось бы ничего другого, как обратиться в полицию. Но я бы хоть выслушал вас.

Натали бессильно опустила голову на красную клетчатую скатерть.

— Я не хотела. Я не хотела! — проговорила она сквозь рыдания. — Но Джо все оскорблял и оскорблял меня, и я перестала владеть собой.

— Замолчи! — крикнул Максуэлл; до него, очевидно, только теперь дошло, какой удар неожиданно нанес Митч.

Полицейский поднялся и направился к телефону.

Митч молча сидел около рыдающей женщины.

— Натали, если… — холодно и сурово заговорил Максуэлл, но вдруг отодвинулся от жены, как от прокаженной. Было ясно, что теперь он с пеной у рта станет доказывать свою непричастность.

— Нет, это ты замолчи! Да, замолчи! — истерически выкрикнула женщина. — Сколько раз говорила я тебе, а ты не хотел даже понять меня. Ты посоветовал дать Джо тысячу долларов, ты уверял, что он отстанет от меня, что только деньги ему и нужны. Ты даже не пытался почувствовать, как я мучилась… А Джо все твердил… все твердил о нашем ребенке… Он сказал, что ребенок умер от голода, потому что у него не стало матери… Мой ребенок! — крикнула она. — А ты запретил мне взять его к себе!..

Она обхватила голову руками, ее пальцы с розовыми ногтями запутались в волосах.

— Как я раскаиваюсь! Я не знала, что револьвер заряжен… Я больше не могла переносить… Он терзал меня… Он сводил меня с ума… И никакие деньги не могли его остановить…

Сердце Митча сжималось от жалости к этой женщине.

— Что же, по-вашему, главное в жизни? — гневно крикнул он Максуэллу. — Меха, бриллианты и прочее?

— Ребенок умер естественной смертью, — огрызнулся Максуэлл.

— Да, да! Он всегда думал, что главное — деньги! — простонала Натали. — Для него больше ничего не существует. Теперь-то я поняла… Он сказал, что все уладит… Но он никогда не заставит меня забыть…

Она снова опустила голову на стол и застыла.

В кабину вернулся полицейский, и лицо Джулиуса Максуэлла посерело.

— Придется подождать здесь, — сказал лейтенант; было видно, что его что-то тревожит.

— Скажите, Браун, — обратился он к Митчу, — как вы смогли целых полтора месяца сохранять в памяти шестизначное число? Уж не математический ли вы гений? Или, может, у вас… как это говорят… фотографическая память?

Митч несколько мгновений не мог собраться с мыслями. Потом он сказал:

— Цифры врезались мне в память… Они повторяются: 4—6—1, 4—6—1… Не так уж трудно запомнить. Да и сумма внушительная — для меня по крайней мере.

— И для меня тоже, — сказал полицейский. — Надеюсь, все слышали, что говорила здесь эта женщина?

— Разумеется, все, — подтвердил Митч. — Она созналась и уличила Максуэлла как укрывателя. Взгляните-ка на Тоби. Уж он-то все слышал! В общем, недостатка в уликах и свидетелях у вас не будет.

Принс взглянул на чету Максуэллов.

— Вот и я так думаю, — сухо произнес он.

В тот же вечер, попозже, Митч Браун сидел в одном из лос-анджелесских баров и разговаривал с барменом.

— Скажи-ка, тебе известно, что семнадцатое марта — вовсе не день рождения святого Патрика, а день его смерти?

— Да что вы говорите! — из вежливости удивился бармен.

— Вот именно. Я писатель, понимаешь? Мне приходится много читать, и кое-что застревает в памяти. Обычно-то я не очень хорошо запоминаю цифры, а вот на этот раз… Ты знаешь, в каком году умер святой Патрик? В 461-м!