Средство от рака - [21]

Все строем отправились за мистером Силвером, их попечителем, прошли мостик над дорогой, пробегавшей рядом с воздушным перевалочным пунктом, и увидели восьмиэтажное здание, увешанное золотисто-неоновой рекламой на манер отеля «Никсон».

— Едва ли можно поверить в честность всего этого, — пробормотала Карен. — Кеннеди создал аэропорт и чертову пусковую установку.

— Они не ожидали, что будет еще одна партия, — рассудительно проговорил Джерри.

Они прошли двери-распашонки и оказались в ничем не примечательном холле. Мистер Силвер шагнул к столу регистрации, обратился к клерку, от которого и получил лист бумаги и связку ключей.

— Сюда, друзья. — Мистер Силвер повел их к лифтам. — Мы все размещаемся на шестом этаже. Пожалуйста, держитесь вместе.

Мистер Силвер вошел в первый лифт с восьмеркой из числа своей свиты. Женщина средних лет, миссис Бронсон, одетая в костюм с поясом и не имевшая на лице никакой косметики, кроме ярко-красной губной помады, собрала около себя Джерри, Карен и шестерых монахов во втором лифте. Уткнувшись в свой лист бумаги, она стала выдавать ключи:

— Вы в шестьсот четвертом, отец аббат, шестьсот пятый — брат Симон, шестьсот шестой — брат Питер, в шестьсот седьмом — брат Мэтью, шестьсот восьмой — брат Джон. Шестьсот девятый — брат Томас. А вы, святая Мать, — в шестьсот десятом.

Они поспешили из остановившегося лифта, разыскивая указатели, сообщавшие им, где найти нужные номера.

— Я оставлю вас здесь, если вы не против, — сообщила миссис Бронсон, — а встретимся за завтраком. Спокойной ночи. Должно быть, это было ужасно.

Она уехала вниз.

— Сюда, братья, — сказал аббат.

Ведомые Джерри Корнелиусом и Карен фон Крупп, монахи устало потащились по коридору. Они повернули направо, потом — налево и нашли комнаты. Все двери были покрашены в бирюзовый цвет и имели желтые таблички с номерами.

Джерри остановился у своей двери.

Карен прошла к своей.

Монахи вставили ключи в замочные скважины, открыли двери и вошли внутрь, закрыв их за собой.

— Увидимся позже, Карен — сказал Джерри.

Она пожала плечами.

Войдя в номер, Джерри включил свет.

Он стоял в небольшом тесном помещении с кушеткой, которая раскладывалась в кровать, с одним окном в противоположном конце комнаты, занавешенным бирюзовыми занавесками. Джерри включил телевизор и узнал время, температуру и влажность. Он подвел свои часы, стащил с себя рясу и проверил, не появилось ли морщин на его голубом шелковом костюме. Костюм неплохо перенес путешествие.

Ванная комната оказалась рядом со входом; в ней имелся умывальник и унитаз. Бирюзовые полотенца были украшены золотистой окантовкой. Занавески у душа — желтою цвета. Мыло — бирюзовое. На стенах — зеленый и оранжевый кафель. Джерри открыл душ.

Он вернулся в комнату, снял с себя одежду, взял свой вибропистолет прямо в кобуре в ванную и повесил его там на перекладину для полотенца. Джерри шагнул под обжигающий душ и намылился с головы до пят, напевая себе под нос «Может быть, это любовь» Джимми Хендрикса.

Вытершись, он вызвал горничную и заказал кварту[19] Черного Ярлыка Джека Даниелса, луковый суп, телячью печень в соте с припущенным луком, копченную на пекане грудинку, жареный по-домашнему картофель, ломоть старого нью-йоркского пирога с сыром, желе с двумя приправами, взбитым кремом и кружку дымящегося свежесваренного кофе. Он назвал своей номер и свое имя: отец Джеремиа Корнелиус.

Затем он вызвал администратора:

— Это отец Корнелиус. Не зарегистрировался у вас случайно пастор Бисли?

— Сожалею, сэр. Пастора Бисли нет.

— Спасибо. Благослови вас Господь.

Появилась горничная. Действительно, уже можно было говорить о цивилизации. Джерри сел ужинать.

Покончив с ужином, он налил большой бокал бурбона[20] и выпил его.

Сомнений быть не могло: Америка оставалась последней достойной страной, в которой можно было поесть.

Теперь он был готов на что угодно.

Джерри снял полотенце с талии и через голову надел рясу.

Значок на двери рекомендовал запереть ее понадежнее на случай появления жуликов. Джерри оставил совет без внимания и прошел к двери Карен.

Он повернул ручку; дверь оказалась не заперта. Джерри приоткрыл ее. Свет был включен. Он скользнул внутрь.

Первое, что он увидел, были ноги Карен, тесно сплетенные вокруг тяжеловесных ягодиц брата Томаса. Она выглянула поверх белого плеча монаха и вскинула брови.

— Можешь пока пойти к народу, что ли, — предложила она.

— О, черт, — жалко выдавил Джерри.

2. Ему не придется упрашивать меня, во всяком случае — сегодня вечером

Джерри сдержал слепую страстную тоску по музыке, и стал смотреть из окна на американское утро.

Не везде жизнь была простой вещью. Даже на образовательном канале исполняли Джильберта и Салливана. Дважды за ночь он чувствовал пресыщение, и в конце концов выключил телевизор.

Отказавшись от рясы, Джерри выбрал себе желтый шелк с широким галстуком, повязанным под ниспадающим воротником белой рубашки. Мягкие ботинки из нежной телячьей кожи от Ривианы облегали его ступни, а вибропистолет придавал немного бодрости. Возможно, наступило время убить кого-нибудь.

Стоя перед зеркалом, Джерри расчесал свои молочно-белые волосы, направляя их сначала вниз, а затем — вверх, укладывая их в два крыла, обрамляющие его изящное черное лицо.