Средство от привидений - [2]

— Тоже бандит какой-то?

— Нет, политический.

— Ну, когда это было. А ты что-то не очень похож на мощного атлета, — скептически оглядел он Профи.

— Ладно, пойдем завтракать, — махнул тот рукой.

Он насыпал в тарелки хрустящие хлопья и, заливая их молоком, сказал:

— Понимаешь, знать — это одно, а делать — совсем другое. У меня это не всегда сходится.

— А откуда ты все это знаешь? — не удержался от вопроса Сашка.

— Книжки надо читать, — снисходительно сказал Профи.

— А где твой отец?

— А он еще утром на работу ушел.

— Везет тебе, мама на гастролях, папа на работе, делаешь, что хочешь.

— А ты в интернате разве делаешь не что хочешь?

— Сравнил, — едва не обиделся Сашка. — Там расписание. Всякой ерундой приходится заниматься. Как все, так и ты. Скучища. Нет, я уж лучше буду петь по электричкам.

— А не боишься встретить своих бывших «хозяев»?

— Кто? Я?! — возмутился Сашка. — Да я уже начал кунг-фу заниматься. Мне Тоник приемы показал. А пока я и в метро петь могу. Встану где-нибудь в переходе, часа два попою, мне на неделю денег хватит.

— А жить где будешь?

— А, — махнул рукой Сашка, — найду что-нибудь.

— Вам звонят, — послышался от двери мелодичный электронный женский голос.

— Пойду открою, — вылез из-за стола Профи и побежал к двери.

— Ну, здравствуй, герой, здравствуй, — послышался через минуту бодрый голос Василия Петровича, — а где же у нас самый главный борец с бандитизмом?

Он остановился на пороге кухни, улыбаясь, а сбоку выглянули Тоник с Алисой.

— Привет из солнечной Греции, — хором сказали они.

— Дядя Вася, Тоник, Алиса! — радостно завопил Сашка. — А я уже успел по вас соскучиться.

— А в Грецию ехать отказался, — с досадой сказал Профи.

— Кто отказался? Я? — опять возмутился Сашка.

— А кто же? Сам сказал, что не хочешь возвращаться в интернат.

— Ну и что?

— А то, что у тебя все документы в интернате. А без них тебя никто в Грецию не пустит.

— Это правда, дядя Вася? Он не врет?

— Правда, — со вздохом сказал Василий Петрович, усаживаясь на стул. — Сам посуди, кто же тебя через границу пропустит, если неизвестно, кто ты такой. А вдруг ты опаснейший террорист и тебя давно разыскивает ИНТЕРПОЛ.

— Вот это да, — присвистнул Тоник, и все рассмеялись, представив Сашку, увешанного с ног до головы оружием.

— Не поеду я в детдом, — решительно сказал Сашка, — пусть они мне так документы дадут.

— Не дадут, — Петрович встал со стула и подошел к окну, — в том-то и вся штука. Их же оформлять нужно будет не один день, а если ты не вернешься, то они вообще откажутся тобой заниматься.

Сашка молчал, сосредоточенно гоняя ложкой по тарелке последнюю изюминку. Тогда решил попробовать его уговорить Тоник, ведь они же вчера побратались.

— Слушай, ты мне брат или портянка? — попытался пошутить он, но Сашка взглянул на него такими глазами, что Тоник поперхнулся.

Алиса, спасая положение, подошла к Сашке и, положив ему руки на плечи, нежно замурлыкала:

— Мой дорогой Базилио, не обижайся на этого Буратино, его же из деревяшки сделали. Подумай лучше о своей Алисе, ведь я же без тебя в Греции пропаду, — и она прижалась к нему на мгновение щекой.

Сашка неожиданно улыбнулся и, грубовато отстраняя Алису, встал.

— Ладно, ладно, поехали. Только быстрее, пока я не передумал.

— А чай? — спохватился Профи. — Я же его только что заварил, с травами.

— Я куплю всем мороженое, — обрадовался Петрович, — и у меня в машине есть чудесный свежий квас.

Они мчались в «СААБе» Петровича, стараясь веселыми шутками поддерживать у Сашки хорошее настроение, но он то смеялся невпопад, то внезапно погружался в мрачное раздумье.

— Прощайтесь, — сказал Петрович, остановив машину у пятиэтажного кирпичного здания дореволюционной постройки.

— А зачем нам прощаться, — возразила Алиса, — мы же будем к нему каждый день в гости приезжать, правда, мальчики?

— Конечно, — подтвердил Тоник, а Профи протянул ему маленький фонарик, замаскированный под авторучку.

— Вот, возьми от меня в подарок, пригодится.

— Спасибо, — вздохнул Сашка. — Пока.

Он пожал друзьям руки и независимо пошел ко входу в интернат вместе с Петровичем. Из окон второго этажа за ними во все глаза наблюдали девчонки. Они целыми днями смотрели в окна, чтобы первыми знать, кто к кому приехал, на трамвае или на маршрутке, как гости одеты, сколько у них в руках сумок. Самым высшим шиком считалось догадаться по внешнему виду о цели приезда гостей.

Сейчас они все были озадачены — на таких красивых машинах в детдом давно никто не приезжал. Тем более летом, когда большинство воспитанников разбирали по домам, а здесь оставались либо круглые сироты, либо те, у кого мать и отца лишили родительских прав. Два верхних этажа в это время обычно пустовало, а всех воспитанников делили на две группы — старшую и младшую. Девочки спали в левом крыле, а мальчики в правом.

В каждой группе оставалось по два воспитателя; в младшей Нина Васильевна, по прозвищу Нинель, и Елена Николаевна, по прозвищу Стрекоза. Хотя так их звали за глаза только в старших группах, а в младших их звали мамочками. Нину Васильевну мамой большой, а Елену Николаевну мамой маленькой. Их обоих любили, хоть они отличались друг от друга не только ростом, цветом волос, но и характером. А объединяло их одно — они могли часами петь вместе. Но чаще им приходилось этим заниматься по отдельности, убаюкивая своих воспитанников перед сном. Именно у них Сашка и научился петь.