Средневековье в юбке - [92]

Любовный подвиг

Куртуазная любовь выступала для рыцарей в некотором роде метафорической заменой подвигам, поискам Святого Грааля или еще каким-либо деяниям рыцарей Круглого стола. Молодые люди грезили о тех легендарных временах, когда можно было сразиться с колдуном или убить дракона, и в своем служении Прекрасной Даме использовали ту же символику, что и те образцы рыцарства, на которых они равнялись. Поэтому куртуазная любовь в принципе не могла быть простой, она обязана была пройти через множество испытаний, в которых рыцарь показал бы свою храбрость, стойкость, благородство, и получил благосклонность дамы как заслуженную награду. Причем «заслуженную» здесь — ключевое слово.

Дополнительную остроту этой любовной игре придавало то, что средневековая женщина не была хозяйкой самой себе, она всегда принадлежала мужчине — сначала отцу, потом мужу. Определенная относительная свобода была у вдов, но это отдельная сложная тема, на которую я много писала в «Блудливом Средневековье». В любом случае что девица, что дама, что вдова обязаны были блюсти добродетель. И замужних женщин это касалось прежде всего — «достойная женщина была защищена строгими табу, поскольку законность наследования зависела от ее поведения; она должна была быть не только плодовитой, но и верной: никакое семя, кроме супружеского, не должно было попасть в ее лоно». Уличенная в неверности благородная дама рисковала своим положением, а иногда и жизнью, а уж ее любовник тем более имел мало шансов остаться в живых. И чем выше было положение дамы, тем опаснее, а значит, и увлекательнее, было добиваться ее благосклонности.

Еще одной важной составляющей любовного подвига было признание рыцарем власти женщины над собой. В обществе, где женщина априори стояла ниже мужчины, это было одновременно и жестом смирения, и важной формальностью — влюбленный рыцарь клялся даме забыть себя, служить ей верно и пожертвовать ради нее жизнью, если понадобится, то есть давал практически те же обеты, что и своему сеньору. «Поэмы, развивающие тему куртуазной любви, — пишет Дюби, — придают особое значение самоотречению, подразумеваемому при служении даме, которое означает служение не равному, не другому мужчине, но низшему, женщине».

Модель поведения, которую я только что обрисовал, известна из стихов, написанных для развлечения придворных. Старейшие из этих стихов — это, предположительно, одиннадцать песен, позднейшими рукописями приписываемых некоему Гийому де Пуатье, которого традиционно считают девятым герцогом Аквитанским; он писал в начале XII в.

В последней трети XII в. их темы распространились при герцогских дворах Нормандии, Тюрингии, Шампани и Фландрии и проникли в другую литературную форму — роман. Модель окрепла и вышла на новый уровень, а затем начала очень быстро распространяться как по-провансальски, так и по-французски. Она оказала влияние на литературу того времени. Данте в начале XIV в. был во власти ее обаяния. Лирическая поэзия и романная проза являли собой опьяняющий напиток. По всей Европе и благородный дворянин, и простолюдин соревновались с их творцами, под их влиянием стремились обращаться с женщинами, как об этом рассказывал Пейре Видаль, как это предположительно делал Ланселот…

Встречаясь с источниками, требующими чрезвычайно деликатного обращения, люди, занимающиеся историей общества, не должны думать, что эти тексты всего лишь отражают картину повседневной реальности… В частности, они не должны допускать мысль, что жены господ постоянно вели себя как Гиневра, Энида или странная графиня Беатриса де Ди… Вышесказанное, тем не менее, означает, что придуманное поэтами связано с тем, как жили на самом деле люди, чье внимание они хотели привлечь… Чтобы быть хорошо принятым аудиторией, то, о чем повествовали поэты, не должно было сильно отличаться от реальной жизни слушателей. И, что более важно, эти произведения увлекали аудиторию и тем самым оказывали определенное влияние на то, как люди жили. Агиографическая литература тоже была предназначена менять поведение людей. Песни и романы, как и жития святых, выводили на всеобщее обозрение образцовые жизни, которым можно было подражать…

Жорж Дюби, «Женщины при дворе»

Вырождение куртуазности

Со временем культ куртуазной любви стал вырождаться, что неудивительно — он просуществовал несколько столетий и видоизменялся вместе с обществом и вместе с рыцарской культурой. Турниры к XVI веку тоже утратили свое прежнее значение и все больше превращались из проверки доблести и аллегории рыцарских подвигов в развлекательное шоу и возможность покрасоваться. Суть, идея того, для чего была создана куртуазная культура, отошла на задний план, и важнее всего стали внешние проявления. Если в XV веке все-таки многие еще оставались рыцарями по духу, то в XVI веке уже в основном только играли в рыцарство.

Так и куртуазная любовь утратила свой смысл. Она сыграла свою роль — дворянство Позднего Средневековья впитывало почтительное отношение к дамам и благородные манеры «с молоком матери». Но времена великих королев и истинных Прекрасных Дам прошли, пошел откат в сторону патриархальности, а с ним и куртуазная любовь превратилась в самопародию и стала восприниматься просто как способ добиться женщины, используя рыцарские идеалы в качестве прикрытия.