Среди Йоркширских холмов - [45]

Неделю назад хозяин приводил его на профилактический осмотр, и Бланко, прогарцевав по коридору по дороге в смотровую, не преминул приветственно всунуть голову в приемную. Прямая противоположность суке желтого Лабрадора, которая проехала задом по плиткам всю длину коридора с выражением величайшей муки на морде, хотя ей предстояло всего лишь сменить повязку на лапе.

Бланко был само добродушие и суровел только, когда, по его мнению, мистеру Бендлоу угрожали. Портному он оказывал бесценную услугу — в его мастерской мне не раз доводилось наблюдать бушующих клиентов обоего пола, которых проволочки довели до исступления. Но массивная белая голова с холодными глазами, появляющаяся из-за угла стола, успокаивала их просто не удивление. Иногда требовалось слегка поворчать или обнюхать лодыжки клиента, и уж это действовало без промаха.

Еще я часто думал, что Бланко блестяще подтверждает мою давнишнюю теорию, что в маленьких домиках заводят больших собак, а в больших домах обитают маленькие. Да, огромные особняки с башенками и садами в несколько акров служили приютом бордер-терьеров и джек-расселл-терьеров, а в кухоньке, выходящей прямо на улицу, царил какой-нибудь Бланко.

Неделю спустя — неизлечимый оптимист! — я опять навестил мастерскую мистера Бендлоу. Он по обыкновению сидел на столе по-турецки — эдакий трудолюбивый гном.

Очередной клиент, сердито насупленный фермер, как раз повернулся, чтобы уйти, но на прощание произнес негодующе:

— Я по горло сыт. Некогда мне сюда каждую неделю являться! — В голосе у него нарастал гнев. — А вы и не почешетесь. Только так не пойдет, знаете ли…

Мистер Бендлоу взмахнул иглой.

— На следующей неделе, на следующей неделе…

— Это я уж сколько раз слышал! — рявкнул фермер, и я поглядел через стол на распростертого у очага Бланко. При таком обороте событий он всегда вставал и становился перед заказчиком, но на сей раз могучий пес даже ухом не повел и продолжал лежать неподвижно, когда фермер с заключительным яростным фырканьем вышел вон, хлопнув дверью.

— Доброе утро, мистер Бендлоу, — сказал я деловито. — Я забежал на минутку за…

— А, мистер Хэрриот! — Гном нацелил на меня иглу. — Когда вы ушли, я вам рассказывал про людей с деньгами. Старик Краудер в Аплгейте. Восемьдесят тысяч фунтов после себя оставил, а когда я ему брюки чинил, так он с кровати не вставал. Не шучу и не сочиняю. Так и не вставал, пока…

— Кстати, о брюках, мистер Бендлоу…

— А у него экономка была — Мод… Фамилию запамятовал — и уж так его обихаживала. Можно сказать, с постели поднимала и спать укладывала, стряпала для него, тридцать лет минуты отдыха не знала! И знаете, он ей и пенса не оставил. Она оспорила завещание, знаете ли, но присудили ей только пятьсот фунтов. А все денежки отошли какой-то дальней родне.

— Мои брюки готовы? Они мне необходимы для…

— Я вам про случай и похуже расскажу, мистер Хэрриот. Мальчишкой я у фермера работал. У него тысячи были, но он ни в пивную не заглядывал, ни в кино не ходил, носа со двора не высовывал. Экономил каждый пенс. Уж не знаю, что он с деньгами делал, в доме прятал, не иначе… Мне это про одну историю напомнило…

Я набрал воздуха в легкие, чтобы вновь воззвать к нему, но тут дородная дама у меня за спиной не выдержала:

— Послушайте-ка, я, конечно, извиняюсь, что вас перебила. Только у меня времени ну совсем нет. Платье мое мне дайте. Вы назначили на сегодня.

Портной воздел иглу.

— Не готово. Работы невпроворот. Приходите на следующей неделе.

— Работы невпроворот! Для языка, что ли? — Голос у нее обладал какой-то особой пронзительностью, и она включила его на полный диапазон. Я взглянул на Бланко: он лежал, как лежал. Странное равнодушие!

Мистеру Бендлоу явно не хватало моральной поддержки своего пса. Во всяком случае, вопли дамы его против обыкновения смутили.

— А… ну да… — промямлил он. — На следующей неделе получите. Это уж точно. — Он покосился на меня. — И вы тоже, мистер Хэрриот.

Зайдя на следующей неделе, я замер на пороге, пораженный открывшейся мне картиной — мистер Бендлоу шил! В своей обычной позе он наклонялся над пиджаком, и его рука с иглой просто порхала над лацканом. И он молчал!

Зато говорила супружеская пара. Муж и жена обрушивали на него поток сердитых жалоб. Портной безмолвствовал с затравленным видом. А Бланко спал себе у огня.

За своими брюками я заезжал между визитами, но всегда наталкивался на очередь, а времени ждать у меня не было. Однако я успевал заметить, что мистер Бендлоу трудился на столе в покорном молчании, а Бланко неподвижно лежал у огня. И мне становилось грустно. Разговоры были для маленького портного смыслом жизни, единственным развлечением и утешением в его одиноком существовании. Что-то недопустимо разладилось.

Я зашел к мистеру Бендлоу как-то вечером и нашел его одного. О брюках я упоминать не стал, а спросил:

— Что происходит с Бланко?

— Да вроде бы ничего. — Он посмотрел на меня с удивлением.

— Ест он хорошо?

— Хорошо.

— Гуляет как следует?

— Ну да. Утром и вечером, подолгу. Вы же знаете, я о своей собаке забочусь, мистер Хэрриот.

— Конечно, конечно. Но… он не встает перед вашим столом, как раньше. И… э… не интересуется заказчиками.