Среди Йоркширских холмов - [31]

Даже теперь, пятьдесят лет спустя, когда нам уже недолго ждать величайшей чести — появления в «Дарроуби энд Холтон таймс» фотографии нашей золотой свадьбы, она все еще поет, хлопотливо убирая другой, слава Богу, не такой огромный дом. И я давно сообразил, что для нее счастье и в этом.

А тогда я повернулся и пошел по выложенному плиткой коридору, который летом полнился солнечными лучами, но в этот холодный весенний день был таким же холодным и промозглым, как улица снаружи. Я шел мимо столовой и гостиной, повернул налево к аптеке, потом направо и снова налево все дальше по коридору мимо смотровой, утренней столовой и, наконец, добрался до кухни и посудомойной, завершавших длинную пристройку с задней стороны дома. Я, казалось, прошел пятьдесят ярдов. Кто решится осудить Тристана, что в былые дни он ездил открывать парадную дверь на велосипеде?

По дороге я встретился с маленькой Рози, чьи теплые башмаки звонко стучали по плиткам, а ноги были обтянуты толстыми рейтузами, которые еще недавно носил Джимми. Порой я удивлялся, как мы могли растить детей в таком холоде, и был благодарен судьбе, что они чихали и кашляли как будто не больше других своих сверстников. Главной страдалицей была Хелен, у которой лодыжки покрывались жуткими болячками.

Едва проснувшись на следующее утро, я принял окончательное решение. Нам необходимо переехать. Скелдейл-Хаус — отличное место для работы, и мы его сохраним, но жить будем в доме поменьше. Оставалось только его найти.

Это был первый приступ настоящей мании — я думал только об этом, когда вскочил с кровати, тщетно попытался увидеть хоть что-нибудь сквозь морозные узоры на оконном стекле и быстро оделся в ледяном воздухе. Распахнув дверь спальни, я галопом понесся выполнять свои утренние обязанности. Вниз, прыгая через две ступеньки, потом во всю прыть по арктическому коридору (секрет был в том, чтобы не замедлять бега) на кухню; где поставил чайник на огонь. Назад полным карьером — в столовую, где злоехидная антрацитовая печка опять погасла. Она была единственным источником тепла на весь дом, но пока у меня до нее руки не дошли.

Снова на кухню, где я заварил чай, и отнес чашку Хелен. Затем, дуя на пальцы и приплясывая, чтобы не заморозить кровь в жилах, растопил плиту. Я не обладал умением бойскаутов зажигать костер одной спичкой — в отличие от Хелен, у которой через пару минут пламя уже весело потрескивало, — и к тому времени, когда семейство спустилось завтракать, между углями по обыкновению еле теплился худосочный огонек.

Завтрак проходил уныло: маленький электрокамин вел неравную борьбу с холодом, а мы все старались не стучать зубами. Я молчал, занятый мыслями о принятом категорическом решении. И еще мне вспоминались зимние праздники: мы стоим, сгрудившись у огня, в большой гостиной, а спины у нас мерзнут, пока игривые сквозняки раскачивают елочные украшения.

Думал я об этом и когда зашел к миссис Драйден на ее половину небольшого дома у самой границы Дарроуби. Я лечил ее кота от чесотки в ушах, протекавшей очень тяжело.

— Давай, давай, Черныш, — сказал я, поднимая кота на стол. — Сегодня у тебя вид много лучше.

— Вот-вот! — Его хозяйка улыбнулась. — Он больше не трясет головой и не чешется. А до того как вы ему ушки очистили, он просто на стенки лез.

Я снова обработал уши, потом влил в них жидкой мази, а черный кот только радостно мурлыкал.

— Да. Я ему больше не требуюсь. Еще несколько дней продолжайте утром и вечером закапывать лекарство ему в уши, и, думается, он будет полным молодцом.

Я пошел к кухонной раковине вымыть руки и посмотрел в окно на ухоженный сад.

— У вас такой приятный дом, миссис Драйден.

— Что так, то так, мистер Хэрриот, только жить мне в нем осталось недолго.

— Неужели? Почему же?

— Да из-за денег. Только из-за них. Когда Роберт умер, оказалось, что накопил-то он самую малость.

Я ее хорошо понимал. Она была вдовой ушедшего на покой фермера, и я знал, с каким трудом сводили они концы с концами на своей маленькой ферме в холмах. Мы с Бобом Драйденом кое-чего повидали вместе. Тяжелые отелы, тяжелые окоты, а та злополучная весна, когда от дизентерии погибла добрая половина их телят! Боб был прекрасный человек и остался в моей памяти как добрый друг.

— Но где вы будете жить? — спросил я.

— Да у сестры в Холтоне. Там мне будет хорошо, только вот жалко расставаться с нашим домиком. Мы с Робертом так радовались, что купили его, когда он на покой ушел, что денег у нас достало. Ну да я надеюсь выручить за него две тысячи фунтов, а это мне на старости просто манна небесная.

Тут меня и осенило, как со мной изредка случается. Ведь это же именно то, что требуется нам! Просто идеальный выход, и я не сомневался, что смогу получить под закладную нужную сумму.

— А мне вы его не продадите? — поспешно спросил я.

Она улыбнулась.

— Непременно продала бы, мистер Хэрриот, если бы могла, да только все уже устроено. В среду в «Гуртовщиках» будет аукцион.

У меня бешено заколотилось сердце.

— Ну, я постараюсь его купить, миссис Драйден.

Я не сомневался, что домик станет моим, и обвел взглядом кухню, чувствуя, как рассеиваются мои тревоги. Невероятная удача! Я представил себе, как у этого окна стоит Хелен и смотрит на садик, на зеленые луга за ним, на церковную колокольню, вздымающуюся над купой деревьев за рекой. И все такое компактное! Панель, открывающаяся в столовую — больше уже не надо будет преодолевать пятьдесят ярдов с подносами в руках. Уютная прихожая, лестница на второй этаж с тремя спальнями на расстоянии вытянутой руки. Да, тут все совсем рядом — эта мысль меня просто заворожила. В тогдашнем моем настроении миниатюрность была превыше всего. Прочее значения не имело.