Среди падающих стен - [18]
В этот поток включились и наши боевые подразделения. И у нас не было убежища, и мы находились под открытым небом.
Мы разбились на группы и установили наблюдателей в проходах. Группа, дежурившая у прохода на улицу Кута, 4, вдруг подняла тревогу:
"Немцы!.." Мы немедленно направили им подкрепление. В стычке было убито несколько немцев. Враги подожгли улицу Кута, и огонь подступал к Мила, 9. Среди беженцев поднялась паника. Наши бойцы пытались успокоить людей, навести порядок у проходов, уменьшить беготню и немного рассеять страх. Группа товарищей из всех подразделений собралась на совещание. Всем нам было ясно: в условиях планомерного поджога гетто - от дома к дому, от улицы к улице, нам долго не продержаться без укрытия.
Решили отправить четырех товарищей с "арийской" внешностью на арийскую сторону, чтобы они попытались мобилизовать помощь и организовать вывод бойцов из гетто, когда нельзя будет больше бороться.
В эту четверку попал и я. Так я и не смог осуществить свой план: вернуться и присоединиться к группе Захарии Артштейна.
На следующий день, в воскресенье, 25 апреля, Галина, Иермиягу (Гашомер Гацаир), Дорка Гольдкорн (ППР) и я спустились в канализационные трубы, чтобы выйти из гетто.
Десятки беженцев прятались в этих узких и темных трубах, по которым текли все нечистоты Варшавы. Люди валялись в грязи, дети и больные лежали в обмороке, раненые и обожженные истекали кровью, и никто не обращал на них внимания. Кто-то испустил дух - и его тут же подхватило мутным потоком.
Наш приход в канал еще ухудшил положение: стало еще теснее, грязные воды поднялись, как у плотины, и затопили детей и лежавших на земле.
Когда кто-то, обессиленный, падал, уровень воды снижался, но все хотели одного - выжить. Смерть несчастных приводила всех в отчаяние, и все же каждый вздыхал с облегчением: освободилось место, и можно немного продвинуться вперед...
Если бы не задание, полученное нами, у нас не хватило бы ни сил, ни совести продираться по этим каналам. Но долг заставлял нас идти. Гуськом, на некотором расстоянии друг от друга, пробивались мы вперед.
Через несколько часов мы сделали попытку выйти на арийскую сторону, с трудом подняв железную крышку люка. Но оказалось, что мы все еще в самом гетто, и надо идти дальше.
Затем мы вторично попытались выйти. Очень осторожно, чтобы не обратить внимания прохожих, приподняли мы вторую крышку, и на сей раз вынуждены были отступить: мы не могли понять, гетто ли это, или уже арийская сторона. А тут же донеслась до нас немецкая речь.
И только в третий раз мы решились выбраться на поверхность земли: мы не могли больше двигаться, согнувшись, в этой темноте, в зловонии, грязи.
Мы отвернули крышку и начали выползать наверх. Люк этот был, правда, уже на арийской стороне, но, как назло, на границе с гетто, где стояли немецкие постовые и польские жандармы которые сразу же заметили нас. Как из-под земли выросли у люка польские полицейские, которые схватили Галину и Дорку и тут же передали их немцам. Иермиягу был схвачен, когда ступил одной ногой на землю. Он попытался бежать, и полицейские застрелили его на месте.
Я уже было высунул голову вслед за ним, и когда один полицейский стрелял в Иермиягу, второй выстрелил в меня. Горячая пуля, пролетев мимо, обожгла мне лицо, чтобы там, в глубине канала, ранить еврея, который за несколько минут до этого просил нас взять его с собой наверх,
на арийскую сторону. Мы согласились. Но когда стали лезть наверх, он задержался, думая: если нам повезет - он последует за нами.
Когда в меня выстрелили, я инстинктивно отпрянул от люка и полез обратно до того, как полицейский успел выстрелить вторично. Я упал на того раненого еврея, и мы оба остались лежать в грязной жиже, где могли в любую минуту утонуть. Я понял, что секунды решают мою судьбу: немцы могли, как они не раз это делали, забросать люк гранатами. Я собрал все свои силы, поднялся сам и вытащил из мутного потока раненого еврея. Мне удалось донести его до узкого канала, ведущего обратно в гетто.
И в этот момент немцы начали бросать гранаты в люк, но мы были уже далеко и осколки не долетали до нас. Однако враги могли спуститься в люк, чтобы погнаться за нами, и мы начали бегство. Откуда взялись у меня силы бежать по каналу, по которому и медленно идти было трудно, да еще тащить за собой истекающего кровью раненого? - И теперь это остается для меня загадкой.
На обратном пути мне уже не попадались евреи, которых мы встретили здесь раньше. Мокрая одежда, обувь, очки плыли навстречу. Некоторых спрятавшихся в канале евреев вытащили и убили немцы, некоторые утонули в мутном потоке. Несколько часов брел я по каналу, пока добрался до гетто.
У выхода из канала дожидался меня, как было установлено раньше, связной, которому было приказано принять группу, когда она вернется с арийской стороны. Но, к великому его разочарованию, я вернулся один, без планов о помощи, лишь с печальной вестью о гибели трех моих товарищей и с рассказом о том, как мне удалось спастись.
Итак, первая попытка найти путь к отступлению провалилась.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».