Среда обитания приличной девушки - [61]

Ой, про Митяя-то я ж ничего не рассказала! Мальчиков-то наших всех из института в армию забрали, только Митяй и остался.

Одинокий юноша в дамской группе — потому что молодой отец и псих по справке. Но вежливый. Вот, посудите сами.

В институт мы ездили все примерно одинаково. Я от дома на 128 автобусе, а те, кто жили подальше, — сначала на метро до «Петроградской», а потом уже на 128 автобусе, маршрут которого пролегал очень удобно — кругом, захватывая и 3-й корпус, и 1-й, и 5-й. Так что под конец в транспорте оставались почти одни ленивые студенты. Неленивых не было, те пешком ходили.

Так вот — почти лето, теплый май. У метро завалились в автобус мои одногруппники, если можно так их назвать. Потому что одногруппник у нас был только один — Митяй. Остальные протирали портянки в армии.

На тему «что такое не везет — и как с ним бороться». Поступая в 1985 году в институт, мы знать не знали, что каким-то чудом всех наших мальчиков призовут в армию. Те, кто поступил на год раньше, — учились как учились, а у нас из 32 человек остались 8 девочек и Митяй. Ну, понятно, электротехнический институт, ребят было больше. А Митяй — что Митяй. У него был годовалый младенец, жена его же возраста и совершенно непередаваемое чувство юмора. Собственно, о Митяе речь и пойдет.

Едем, болтаем, тут встает молодая женщина — готовится к выходу. Стоит, держась за поручень, а ее попа совершенно отдельно съела ситцевую широкую юбку. Поэтому юбка висит сзади красиво двумя крыльями. Митяй, не прерывая разговора, делает шаг к даме и дергает за подол, принимающий, наконец-то, сообразное приличиям положение.

Девушка оборачивается и обрушивает на Митяя всю волну своего гнева. Мол, и нахал он, и такой, и сякой, и разэтакий. Раскраснелась, ножкой топала, слова непечатные говорила. После чего отвернулась опять к двери и стоит так с высоко поднятой головой.

Митяй, как настоящий джентльмен, говорит даме:

— Извините меня, пожалуйста! — Делает ладошку дощечкой и аккуратно заправляет юбку в попу обратно.

Хорошо, тут двери открылись, и дама вышла. Мы в институт не пошли.

Работа на ЛОМО начиналась в страшное время — 6.45. Поэтому приходилось выгребаться из дома к первому трамваю, садиться на первый поезд метро и просыпаться уже на пути к заводу. Потом галопировать до проходной, а там под противное зудение заводского гудка пытаться запихнуть пропуск в свою ячейку в огромной стене из плексигласа. В 6.46 сверху с нечеловеческим грохотом падает фанера, намертво закрывающая все ячейки. И ежели ты не успел, то оказался претендентом на вручение Оскара — идешь к начальнику цеха, пишешь объяснительную, а тебе еще грозят пальцем и обещают депремировать.

Зато — платили хорошо. И молоко давали за вредность — я домой приносила. Правда, к концу месячной практики думала, что закукарекаю. Дело в том, что мы с подружкой ненавидели очереди. Поэтому, когда подходило время обеда, мы бежали, конечно, в столовую, но в стайерском режиме. Спринтеры нас опережали, и на нашу долю в обширном заводском буфете оставалось только блюдо под названием «Яйцо под майонезом».

Волшебное, надо сказать. Это было вареное яйцо с фиолетовым желтком и желтоватым белком, разрезанное пополам. Сверху на эту красоту было плюнуто жидким майонезом. Когда в буфете оставался еще и хлеб, мы очень радовались, потому что можно было раздавить яйцо вилкой, перемешать с плевком и намазать на хлеб. Когда хлеб заканчивался, было хуже.

Я-то к тому времени уже токарем успела поработать, мне эти ихние паяльники не страшны были совершенно. Ну и что, что они оловом капают? Прямо на руки? Нам, после печи для обжига стержней, это даже незаметно.

Танюшка, подруга моя, страшная сова. Приходит на работу — и ее тут же кидает в сон. И она кидается. Мордой на коврик.

Трудно потом доказывать бригадиру, что ты совершенно не спал, когда у тебя на щеке, скуле и даже немножко на лбу четко прорисован рельеф из клеточек. И вон, да-да, поближе к носу — даже виден дефект рисунка.

Чем еще та работа была хороша? А курили мало. Потому что на перекур тоже был звонок. Шесть минут — и звонок с перекура. А если бы я там еще поработала, то и вообще бы курить бросила, потому что помещение, отданное под этот порок, было не то чтобы очень большим — метров двадцать, а курящих — человек пятьдесят. А перекур — одновременно.

Но практика кончилась, а я решила еще месяцок поработать там же. Потому что уже привыкла, что деньги, собственными силами заработанные, у меня есть всегда.

Глава пятьдесят восьмая Конвейер

Но на том хлебном месте, где я так удачно паяла микросхемы, меня не хотели. Потому что отпуска закончились, и народ вернулся на свои законные человеческие места. А мне предложили местечко на месяцок в другом цеху — в сборочном. «Ну, месяц пособираю, что бы они мне там ни предложили собирать!» — подумала я и тут же согласилась, дура. Тут же подписала договорчик, меня взяли за руку и повели.

Мы долго петляли, шествуя по запутанным коридорам между цехов, поднимались и спускались по лестницам, пока наконец не открылась дверь и мы не вошли.

Тут я увидела — о ужас! — конвейер.