Сражение - [38]

— Не знаю, Эд. С этим парнем связаны таинственные вещи. Вспомни, как он сбросил все в театре.

— Спустился по веревке с крыши.

— А как туда поднялся? Где был, когда мы его искали?

— Откуда я знаю? Подожди, дай взглянуть, куда ведет эта дверь. — После непродолжительной паузы сказал: — Знаешь, это подделка. Смотри, ручка из воска. Дверь деревянная, ручка из воска.

— Собираешься сказать мистеру Лозини, что думаешь, будто ручку тоже приделал тот парень?

— Послушай, Томми, не обращай внимания на чепуху, которую изрекает мистер Лозини. Мы здесь бьемся потому, что его любимчика Келайто укокошили. А что мы будем с этого иметь?

— По сотне каждому.

— Ах как много! Он доигрался до того, что парень уже укокошил здесь четверых, да еще двоих отвезли в больницу. А мы связались с ним за сто баксов. Шибко мы умные, приятель. И от большого ума получим то же самое.

Они появились в поле зрения Паркера. Шли очень медленно, не глядя друг на друга, а осматривая муляжи с обеих сторон. Эд оказался высоким долговязым шатеном с костистым длинноносым лицом и густой шевелюрой. Томми был ниже ростом, черноусый, коренастый, в суконной кепке. Томми продолжил:

— Ты хочешь сказать мистеру Лозини “нет”? Ты хочешь сказать ему “спасибо, я лучше откажусь от работы”?

— Я не настолько полоумный. Эй, как ты думаешь, что там под простыней?

— Только не ломай ничего. Хорошо?

Эд перешагнул через бархатный шнур и подошел к муляжу. Настороженно посмотрел на присяжных заседателей, а затем приблизился и поднял простыню, прикрывающую “тело” перед местом судьи.

— Подделка, — сказал он. — Посмотри, здесь только проволока, чтобы создать форму. — Он снова набросил простыню и оглянулся на присяжных заседателей. — Как ты думаешь, Томми, наш парень — один из них? Может, сидит там. Ведь они такого же размера, как и живые.

Паркер не двигался, смотрел на простыню так же, как и остальные присяжные заседатели. Хотел моргнуть, но не осмелился. Начало жечь глаза. Но Эд посмотрел на Томми, и Паркер на секунду смежил веки, смазав глаза слезой, и успел открыть их, прежде чем Эд оглянулся. Эд усмехнулся, веселясь:

— Думаешь, он подготовился, чтобы опять бросить нож? Мы повернемся спинами — и дело сделано. Ты тоже так думаешь, Томми?

Такие речи Томми не понравились.

— Не дури, перестань ребячиться! Я же сказал, мне здесь не нравится, хочу поскорее выбраться отсюда.

Эд посмотрел на него озадаченно.

— Эх как тебя задела эта история!

— А ты как думаешь? Если хочешь знать, я получил очень религиозное воспитание. Хоть бы поскорее выбраться отсюда!

— Конечно, Томми, — предупредительно промолвил Эд. — Мы сейчас пойдем дальше. Те тринадцать присяжных заседателей в любом случае просто группа восковых кукол. — Он вернулся, снова перешагнув через шнур.

Томми пошел было дальше, но вдруг остановился:

— Тринадцать? Тринадцать присяжных заседателей?

— Конечно, — удивленно и простодушно сказал Эд. — Я насчитал именно тринадцать. Разве суд присяжных состоит не из тринадцати членов?

— Он там, Эд! — закричал Томми, вдруг присев и нацелив оружие в сторону Паркера. — Присяжных заседателей должно быть только двенадцать! Прострели им головы, Эд! Он, должно быть, один из них!

Паркер приготовился нырнуть за макет судейского стола, когда Эд вдруг начал хохотать. Томми взглянул на него с запоздалым подозрением, затем сердито уставился на судей и присяжных.

— Двенадцать, — сказал он. — Так там их только двенадцать.

— Живей, приятель, — поддразнивал Эд. — Давай поспешим отсюда, прежде чем парень доберется до нас!

— Ты, мерзкий сукин сын, голову нужно прострелить тебе!

— Ты что, шуток не понимаешь? Живей, приятель, не теряй чувства юмора.

— Ты жуткий нахал, Эд. Всегда им был и будешь.

Теперь сам Эд потерял чувство юмора.

— Думай, что говоришь, приятель, — сказал он. — Держи себя в руках.

— Тогда не шути больше.

— Хорошо, не буду. Но и ты не распускай язык.

— Ладно, — сказал Томми, все еще сердясь и не желая сдаваться. — Пошевеливайся, покончим с этим.

Они пошли дальше и наконец исчезли из виду. После недолгой паузы Эд снова принялся оживленно болтать. Томми отвечал сердито и односложно, но Эд работал языком за обоих.

Паркер подождал, пока не услышал, что они отошли на два-три поворота, затем вылез из-за макета сцены суда и последовал за ними. Застеленная ковром дорожка помогала двигаться бесшумно. Эд все еще болтал без умолку, и Томми начинал не на шутку сердиться. Паркер прибавил шагу, на ходу вынул из карманов два ножа и держал их по бокам кончиком вниз. Он увидел их, когда Эд остановился, тщательно рассматривая средневековую сцену отравления, где было много женщин в коротких платьях. Томми стоял на ковре, робко оглядываясь по сторонам, но больше не торопил приятеля.

Об Эде необходимо было позаботиться в первую очередь. Паркер стоял за ближайшим поворотом, вне поля их зрения, и слушал, пока разговор не подсказал, что Эд насладился изучением женских восковых фигур. Он заглянул за поворот и увидел, что тот снова перелезает через бархатный шнур, повернувшись к нему спиной. Паркер вышел из-за поворота. Оба стояли к нему спинами. Он приготовился, держа правой рукой один из ножей за ухом, а затем бросил его. Эд оказался более близкой целью, чем Томми, к тому же более неподвижной. Сделав бросок, Паркер быстро спрятался, переложив второй нож в правую руку. Он слышал, как нож во что-то ударился, как Эд забормотал и упал. Если он правильно оценил характер Томми, тот сейчас стоит оцепенелый, на несколько секунд лишившийся способности соображать, слишком испуганный, чтобы сделать что-нибудь разумное. Но Паркеру и требовалось всего несколько секунд.