Спящий тигр - [47]

— Час ночи. Как ты думаешь, она уже в Лондоне?

— Наверное.

— Куинс-гейт. Местечко не для нас с тобой, дорогуша.

Он начал насвистывать, совсем тихо, мелодию, которая крутилась у него в голове весь вечер.

— Ты что, совсем о ней не беспокоишься? — спросила Фрэнсис.

— Нет. Не беспокоюсь. Я только жалею, что сам не отвез ее в аэропорт. Не надо было отправлять ее с Пепе на этой швейной машинке, которую он величает автомобилем.

— Она сама не захотела, чтобы ты ее отвез. Наверняка она бы разревелась, стала цепляться за тебя и вы оба оказались бы в неловком положении.

Джордж промолчал.

— Не хочешь ввязываться в спор?

— Я слишком пьян, чтобы спорить.

— Тогда поехали домой.

Он вел автомобиль, продолжая насвистывать свою чертову мелодию. Когда они добрались до Каса Барко и Джордж заглушил мотор, Фрэнсис вылезла из машины следом за ним. Не дожидаясь приглашения, она вошла в дом, там было темно и холодно, и Джордж, автоматически передвигая ноги, пошел за выпивкой, потому что понимал, что без бренди сейчас умрет или бросится на кровать и зарыдает, только — будь он проклят — этого нельзя допустить, пока Фрэнсис тут.

Она же, чувствуя себя совершенно как дома, плюхнулась на его диван, водрузив ноги на подлокотник и подложив под кудрявую голову небесно-голубую подушку. Еле держась на ногах, Джордж наливал напитки: он уронил на пол лед и льдинки разлетелись во все стороны, а Фрэнсис сказала:

— Сколько можно свистеть одно и то же! Ты не знаешь никакой другой мелодии?

— Я и эту-то толком не знаю.

— В любом случае, прекрати.

Голова у него раскалывалась, лед таял на полу, растекаясь лужами, а он не мог найти, чем вытереть воду. Кое-как он поднял стаканы и понес их туда, где разлеглась Фрэнсис. Он протянул ей стакан, и она взяла его, не сводя глаз с его лица, а он уселся на край очага, сжимая свой между ладонями.

Безмятежным тоном Фрэнсис произнесла:

— Похоже, что ты, дорогуша, на меня злишься.

— Злюсь?

— Это же очевидно.

— И почему?

— Потому что я избавилась от твоей маленькой подружки. И еще потому, что в глубине души ты знаешь, что должен был сделать это сам. И немедленно.

— Без денег я не мог купить ей билет.

— Это, уж прости мою прямоту, самое слабое оправдание, какое ты только мог придумать.

Джордж, опустив глаза, смотрел на свое бренди.

— Да, — выговорил он, наконец. — Наверное, так и есть.

Мелодия продолжала навязчиво крутиться у него в голове. Помолчав мгновение, Фрэнсис сказала:

— Когда ты отправился переговорить с Пепе, а твоя девчонка готовилась к отъезду, я немного покопалась у тебя на столе. Похоже, твое писание что-то застопорилось.

— Так и есть. Я не написал ни строчки.

— Ты ответил дражайшему мистеру Рутленду?

— Нет. Не ответил. Зато, — ехидно заметил он, — я проконсультировался со специалистом и тот сказал, что у меня творческий кризис.

— Ну, — удовлетворенно ответила Фрэнсис, — по крайней мере, к тебе вернулась прежняя язвительность. И раз уж ты об этом заговорил, позволь мне высказаться тоже. Видишь ли, дорогуша, мне кажется, что ты никогда не напишешь вторую книгу.

— И почему ты так в этом уверена?

— Потому что знаю тебя. Знаю, какой ты есть. Писательство — тяжкий труд, а ты один из тех классических никчемных англичан-эмигрантов, которые с превеликим мастерством занимаются тем, что единственно и умеют — бездельничают.

Ее едкое замечание внезапно развеселило Джорджа, и Фрэнсис, вдохновленная тем, что по-прежнему может заставить его смеяться, села и продолжила:

— Джордж, если ты не хочешь ехать в Малагу, если тебе не нравятся бои быков, то и я не поеду тоже. Я просто хочу, чтобы мы были вместе. Можем пойти на Эклипсе в Сардинию, полететь в Австралию или… да хоть двинуться на верблюдах через пустыню Гоби…

— С сумками на переднем горбе…

— Ты снова все переводишь в шутку. Но я серьезна как никогда. Мы оба свободны, у нас сколько угодно времени. Какой смысл горбатиться за пишущей машинкой? Что такого есть в мире, о чем ты смог бы написать по-настоящему здорово?

— Фрэнсис, я не знаю…

Она снова откинулась на подушку, а опустевший стакан поставила на пол. Она лежала — податливая, соблазнительная, распутная, ставшая пугающе близкой. Фрэнсис сказала:

— Я люблю тебя. Ты должен это знать.

У него не было никаких причин не заняться с ней любовью. Он опустил свой стакан, пересел на диван и привлек ее к себе, целуя так, словно хотел утонуть в ней. Она тихонько застонала от удовольствия, запустила руки ему в волосы, а он оторвался от ее губ и потерся щекой об острую скулу, ощущая, как щетина царапает ей кожу. Фрэнсис уткнулась ему в плечо, а ее руки сдавили ему шею словно тиски.

Она повторила: «Ты меня любишь?», — но он не мог ответить, поэтому она спросила еще: «Я нравлюсь тебе? Ты меня хочешь?».

Он отнял руки Фрэнсис от своей шеи и отстранился, держа ее за запястья, словно во время драки.

Она засмеялась. Джордж подумал, что всегда ценил в ней две вещи — юмор и присутствие духа. Сквозь смех Фрэнсис заметила:

— Похоже, ты вдребезги пьян.

Он встал и пошел за сигаретами, а Фрэнсис за его спиной поднялась с дивана и стала руками приглаживать волосы. Она сказала:

— Мне надо привести себя в порядок, прежде чем возвращаться к Рудольфо. Как ты знаешь, у него в этом смысле весьма старомодные взгляды. Ты не против, если я поднимусь к тебе в спальню?