Спящий бык - [17]

Мы осмотрели летнее пастбище, чуть поправили прохудившуюся крышу хижины, (я был там в роли подай-принеси). Вермунд и Оспак обсудили когда и как перегонят скот. Там Вермунд и сказал, что теперь я поработаю пастухом. Потом он сказал, что леса вокруг густые и возможно мне придется браться за копье, чтобы не дать в обиду скот.

Тут я его и спросил:

— А ты не боишься давать своему рабу оружие, Вермунд?

— Почему бы я должен? — Удивился мой хозяин.

— Потому что с оружием рабу гораздо легче добыть рабу свободу.

Вермунд задумчиво посмотрел на меня.

— Ты очень хорошо говоришь по-датски, Димитар. — Но иногда у меня ощущение, что в одинаковые слова мы вкладываем разный смысл…

Я задумался… Я понимал о чем он, насчет языка. Во-первых, я-то не говорил ни на каком датском, а шпарил на чистом русском, как с детства привык. При этом правда было понятно, что Вермунд и его домочадцы вряд ли могут иметь русский родным. Не те имена, и не Иваны да Марьи. Да и вообще, я и воспринимал их речь, и говорил, непроизвольно, как сороконожка не задумывается какой ногой ступает. Если же я пытался воспринимать их речь с сознательным напряжением, то я улавливал, что скажем, если Вермунд говорит мне "раб", то произносит он нечто вроде "трэль". Просто это слово каким-то неведомым путем переводится в моем восприятии на чистейший русский… зато с именами чудо-переводчик давал сбой… Вот и рычал он – Димитар-р да Димитар-р-р… Я их имена наверно тоже коверкал. Это то, что я мог заметить. Возникал только вопрос, в чем этот неведомо как работающий чудо-переводчик еще врет? Насколько он верно передает смыслы слов, которые считает близкими? Эти кстати вопросы, как и идеи – которых было богато, и которые нечем было проверить и подтвердить – возможно одна из вещей, которые помогли мне продержаться в мою инвалидную зиму. Лежишь, и вместо того чтоб биться головой о стенку размышляешь – как это я с местными папуасами говорю на одном языке? Или на разных? Может я в "матрице", с подключенным гугл-переводчиком, а машины из моего тела енергию тянуть? Или всеж единый мировой разум планеты земля меня неведомо куда перенес, и через ноосферу позволяет бускрманский язык разуметь? Да, идей в тыкве было богато. Но все эти размышления сейчас были не ко времени.

— В слово "раб" Вермунд, я вкладываю такой смысл – что это человек, которого лишили свободы.

— И у нас так, — кивнул Вермунд.

"Ну надо же, какое приятное совпадение!"

— Но свобода неотъемлемое право человека! Никто не имеет право лишать человека свободы! — Загорячился я.

Вермунд рассматривал меня со спокойным интересом.

— Когда моему сыну Лейву было только две зимы, он захотел посмотреть что там так громко булькает в кипящем котле на очаге. Халла заметила это, и удержала его. Она ограничила его свободу пойти куда он хочет, и сделать, что он хочет. По твоему разумению – он не имела на это права?

— Имела. Но это другое. Лейв ведь был ребенок.

— Верно. Лейв был ребенок. И отец, мать, имеют право говорить ему, что делать, и чего не делать. Заодно они поручают ему дела по хозяйству, чтоб не бездельничал. О они учат его, чтоб он перестал быть ребенком, и вошел во взрослую жизнь. В установленный возраст любой становится взрослым человеком. Но ты должен бы знать, Димитар, что разным людям боги дали разную силу разума. И развиваются разные люди не одинаково. А некоторые не развиваются вовсе, несмотря на количество прожитых зим. Для таких людей, то что их признали взрослыми, — это ошибка.

— То есть ты имеешь в виду…

— Если воин оказался слаб в мече, и попросил у соперника пощады, чтобы не умереть на поле боя – он не взрослый, а ребенок. Взрослый бы ответил за свои слова, за свои дела – смертью. Попросивший пощады – не взрослый. Победитель берет его к себе в семью рабом.

— Подожди… Но мы же не дрались. Я попал к тебе обессиленный. Неужели ты считаешь, что это честно?

— Мы не дрались, да. — Согласился Вермунд. — Пример с воином я привел тебе просто как самый простой. Но помнишь, что ты сказал мне, когда очнулся? Помнишь, ты сказал, что не знаешь как сюда попал?

— Да.

— Что не знаешь где твой дом, твоя семья.

— Да, но…

— А разве не это говорят все маленькие заблудившиеся дети?

Под его испытующим взглядом я вдруг непроизвольно вспомнил далекий день в супермаректе, где я по Настькиному списку набрал и катил полную тележку продуктов, Жаркий летний день, когда увидел у одного из прилавком маленького тихо и безутешно хныкающего малыша.

"Что ты плачешь, маленький?"

"Я потеря-а-лся".

"А где твоя мама?"

"Не зна-аю. Она сказала стоять, и ждать, а я…"

"А… а где твой дом".

"Не зна-а-аю", — Давился слезами безутешный малыш в моей памяти…

А здесь, в настоящем я почувствовал, как в невыносимо жаркой волне плавиться мои уши. Малыша я тогда сдал в администрации супермаркета, и маму вызвали по громкой связи. Но у Вермунда здесь не было супермаркета, и милиции не было.

Поэтому он по доброте душевной определил великовозрастного малыша в рабы.

Я попытался найти брешь в его логике.

— Подожди… Ты сказал про воина, который просит пощаду. Ну ладно, я… заблудился… Но ведь у вас не только сдавшиеся воины и заблудившиеся путники попадают в рабы?