Спящие - [4]

– Эй! – окликает она.

Девочка не реагирует, и Ребекка узнает свою прежнюю привычку, когда ее саму не замечали в упор.

– Эй! – повторяет она. – Напомни, как тебя зовут?

На сей раз тихоня поднимает голову. А она ничего, симпатичная, черные глаза, хорошая кожа. Только зря все время заплетает косу, с распущенными ей лучше – так сказали бы новые подружки Ребекки. Да, ей бы распустить волосы, сделать челку – и лицо будет поинтереснее.

– Мэй, – отвечает девочка.

Она выбирает самую дальнюю кабинку, расплетает косу, но смоляные пряди не теряют формы и вьются по всей длине.

– Слушай, я давно хотела сказать, – начинает Ребекка и вдруг осознает, как эгоистично поступала в последнее время. Отец всегда говорил: людям надо помогать, а она не удосужилась протянуть бедняжке руку помощи. Как учил отец, если у тебя просят рубашку, непременно отдай еще и пальто. – Я хотела сказать, ты не виновата, – продолжает Ребекка.

Мэй настораживается:

– В чем?

– Ты никак не могла знать, что Каре нужна помощь.

Закусив губу, Мэй отворачивается, заходит в кабинку и исчезает из вида.

– Конечно, я не виновата, – отвечает она изнутри, ее голос эхом отражается от кафеля. Мэй подбирает слова осторожно, словно снимает хрусталь с верхней полки. – Мне не в чем себя упрекнуть.

– И я о том же, – подхватывает Ребекка, однако разговор не клеится. Она облажалась.

Мэй запирает дверцу. Клацает щеколда. Через щель Ребекка видит, как падают на плитку майка и джинсы, Мэй наклоняется поднять их, раздается скрежет кранов, дребезжат трубы, и напор воды обрушивается на кафель.

Ребекка лихорадочно думает, что бы еще приятного сказать.

Но зрение вдруг расплывается. Короткая вспышка – и взор затуманивается. В глазах появляется легкая рябь, как на воде. Девочку лихорадит. Но она решает молчать из страха, что магия произнесенных слов сделает подозрения явью.

Ребекка возвращается в комнату и ложится в кровать. Ей просто надо отдохнуть. Веки смежаются. Время – четыре пополудни. В голове всплывают строки из Библии: «…потому что не знаете ни дня, ни часа…»[1]

Первая стадия сна самая скоротечная, наступает провал – стремительный, будто камешек, пущенный по воде. Так, в театре голова безвольно опускается на грудь. Вечером выпадает из рук книга. Ребекка быстро минует первую фазу. Десять минут – и она увязает все сильнее, начинается заплыв на глубину. Внезапно накатывает сон: Ребекка в церкви с родителями. Крестят ребенка. Однако что-то не в порядке. Голос священника – он не совпадает с движением губ. Плеск льющейся на темечко младенца воды тоже отстает от картинки – как в паузе между молнией и громом. Ребекка единственная в церкви замечает несоответствия. Потом сон прерывается – звонким голосом из коридора. Ребекка открывает глаза. К разбудившему ее голосу присоединяются другие – слышится смех.

Ребекка выбирается в коридор и видит толпу сокурсников. В центре сборища – две больные подруги, они вернулись из лазарета, их хвосты задорно подпрыгивают, смеющиеся рты сияют белоснежной улыбкой. В руках у них два буррито и две колы.

– Мне так стыдно, навела панику, – сетует одна из подруг, не успевшая сменить спортивный костюм.

– У нас банальная простуда, – добавляет вторая.

– Слава богу! – восклицает Ребекка. Волна облегчения действует на нее исцеляюще. – Слава богу, с вами все хорошо. – Ей тоже становится лучше. Недомогание исчезает. Звон в ушах наконец прекращается.

Главное, они в порядке. «Слышали, слышали? С ними все в порядке», – наперебой галдят девочки в коридоре. Все в порядке. В порядке.

Настроение стремительно меняется. Страх лопается, как нарыв. На третью ночь парни и девушки набиваются в комнатку Аманды, чтобы выпить, лица собравшихся сияют от облегчения. Столы ломятся от кофейного ликера «Калуа» и молока – для девочек, а также бесчисленных пакетов со льдом, пива, текилы и вина с персиковой отдушкой. Завывает блендер, звякают рюмки, музыка играет чуть громче положенного. Все разговоры о том, как почтить память Кары. Может, повесить именную табличку или посадить дерево. Да, дерево – отличная идея, а еще лучше клумба с ее любимыми цветами. Они пьют за их короткую дружбу, за славные шесть недель. Кара была такой милой, соглашаются студенты, наверное, самой милой из всех. Компания постепенно напивается, процесс неизбежный – слишком силен дух легкомыслия в комнате. Они молоды, здоровы и пережили страшное потрясение.

Ребекка сидит в уголке, свесив ноги с верхней койки, ей спокойно и море по колено. Каким-то чудом рядом оказывается Калеб.

– Поганый день, – замечает он так тихо, что слышит только Ребекка.

Она кивает, ощущая теплоту его бедра, головой Калеб почти упирается в потолок.

– Хуже некуда, – соглашается Ребекка. Сквозь пьяный угар она думает, что завтра снова попробует наладить отношения с соседкой Кары – как там ее зовут? Мэй? Следом накатывает раскаяние: никто не соизволил пригласить Мэй на вечеринку.

Внизу гудит блендер, дребезжит лед.

То и дело слышится: «На, попробуй», пластиковые стаканчики передаются по кругу, каждый делает глоток. К одной рюмке разом прикладываются по нескольку человек.

Рано или поздно веселящиеся сегодня студенты-биологи узнают: отдельные паразиты способны управлять поведением носителей в свою пользу. Происходит это следующим образом: несколько человек собираются в тесном помещении, несколько пар легких дышат одним воздухом, несколько ртов пьют из общего бокала – и так на протяжении многих часов.