Спящие пробудятся - [169]

Шрифт
Интервал

Услышав «Сюда!», пес подбежал к кузнецу и, точно привязанный, шел рядом, изредка вскидывая свою черную голову, не будет ли приказаний.

Впереди заметно посветлело. Передние встали, — наверно, дервиш Ибрагим дал знак. Карабаш приподнял морду, шевеля влажным черным носом, что-то ловил верхним чутьем. И заворчал. «Тихо!» — приказал кузнец. Ему почудились голоса, запах гари.

Двинулись дальше. И вскоре поравнялись с пятью крестьянами. Опираясь на вилы, на самодельные копья, одетые подобно болгарским войнукам — на ногах сыромятные постолы с завертками по колено, на голове — клобук с ушами, в зипунах — они сторожко оглядывали каждого из приведенных дервишем Исмаилом. То был первый дозор воинства Истины.

Через полверсты лес и подъем враз кончились. Они вышли на небольшое скальное плато. На вырубке среди пней теснились наскоро сбитые навесы и шалаши. Горели костры от мошкары. Вольно расположившиеся ватажники ладили луки, строгали ратовища для копий, прилаживали косы, тесали топорища, обивали воловьей кожей неуклюжие, как корыта, деревянные латы. Обжигали на огне палицы. Лазили по кустам, бросали в рот дикие ягоды. Тут же паслась отара овец. Дым костров, блеяние скотины, голоса людей ветер относил к полудню — туда, где скала обрывалась ущельем реки Чаирлык.

Новички радостно узнавали свойственников, знакомцев из соседних деревень Балабанлар, Хюсенлер, Кокарджа, Юнус Абдал, где болгары жили вместе с турками. Хлопали друг друга по спинам, обнимались. Все ватажники были пустоусы и пустобороды — обриты наголо.

— Поди выбери место для кузни, — сказал Алексей Стоянке. — А я потолкую вон с этими.

Он указал на албанцев-овцегонов с их псами, которые при виде Карабаша на всякий случай показали стиснутые зубы. Тут был и старый приятель кузнеца по обители дервиш-помак, болгарин родом, басурманин верой. Он поднялся ему навстречу:

— Все-таки вернулся, пришел к нам, майстере Алекси!

— Не я к вам вернулся, а вы обернулись наконец от слов к делу, приятель!

— Слово тоже дело, майстере. И немалое. У нашего шейха…

— Если твой шейх Бедреддин, то, может, у него слово с делом и не расходятся.

Едва встретились, не успели обняться, как взялись прекословить, будто не три года, а три дня прошло с тех пор, как кузнец покинул обитель.

— Ты все такой же злой, — покачал головой дервиш.

— Вовсе нет! Много злее, приятель…

— Вот и отменно, — раздалось у кузнеца за спиной. — На злых до дела у нас нужда.

Мастер оглянулся. Высокий бритый человек в дервишеском плаще, но с палашом у пояса, нос горбинкой, взгляд властный, лицо чуть сплюснутое у висков, до странности похоже на султанское. Подошел в сопровождении двух воинов ахи. Кузнец, давно ни перед кем не робевший, смешался: не сам ли шейх?

Но то был не шейх, а его сподвижник каменщик Ахи Махмуд. Дервиш пришел кузнецу на выручку:

— Брат Алекси не только славный огненных дел мастер, но и лютый ненавистник беев да князей всех пород и мастей — русичей, татар, кыпчаков, болгар. Навидался их — сыт по горло, брат Ахи Махмуд.

— Значит, в одной с нами мысли. Самое время теперь воплотить ее в дело. Ставь кузню, мастер, и приступай!

Кузнец обрел наконец дар речи.

— Ставим!

Указал туда, где тюкал топором Стоянко.

Ахи Махмуд обернулся к дервишу:

— Возьми людей, помоги! Время не терпит. — И снова кузнецу: — А ты ступай с нами, погляди, что ладим.

Только тут за дымом костров приметил Алексей строителей. Шагах в трехстах от ущелья обтесывали, прилаживали камни, несходные величиной, отличные цветом, видно, собранные со всяких построек, древних и новых.

— Ставим крепостцу! — пояснил Ахи Махмуд.

Подошел старшина каменотесов. Смоляные волосы перехвачены тесьмой, борода, однако, обрита, как у всех. Руки в растворе. Вытер их о передник. Сказал с заметным армянским выговором:

— Выше груди не подымем. Камня не хватает. Что делать будем, Ахи Махмуд?

— Сложим остальное из бревен. Не кривись, брат Ашот, быстрее будет.

— Сам знаешь, Ахи Махмуд, дерево не камень, быстрей — не лучше.

— Не век нам здесь сидеть, Ашот!

— Сколько бы ни сидеть, а строить — так навек. Иначе не приучены.

— Из бревен тоже навек ставят. Вот русич, лесной человек, не даст соврать. Так, что ли, кузнец?

Алексей ответил не вдруг. Загляделся на руки армянского каменщика. Загорелые, присыпанные, будто пудрой, каменной пылью, мощные, с широкой кистью, руки эти жили особливой и в то же время согласной с хозяином жизнью. По ним лучше слов можно было понять, что он думает, чего хочет, как настроен. Вот так Карабаш, наверное, и понимает людей, мелькнуло Алексею. Пес, не отстававший ни на шаг от правой хромой ноги кузнеца, точно услышав свое имя, задрал голову. Алексей потрепал его за ухо. Не подымая глаз, ответил:

— Из мореного дуба, из сосны у нас рубят. Из карагача, из чинары тоже можно… Только где мореных взять?.. Ежели венцы укрепить скобами…

Каменщик, стоявший к нему боком, повернулся лицом. Алексей увидел на мизинце у него золотой перстень с камнем. И осекся.

Украшать себя, чтобы отличиться, приверженцы шейха считали самым низким делом. А уж золотом, этой выжимкой крови и пота людского, — и вовсе подлым. Каменотес же носил, не стеснялся…


Еще от автора Радий Геннадиевич Фиш
Джалалиддин Руми

Биографический роман о выдающемся проповеднике и поэте-суфии Джалалиддине Руми (1207-1273).


Назым Хикмет

Книга Радия Фиша посвящена Назыму Хикмету (1902–1963), турецкому писателю. Он ввёл в турецкую поэзию новые ритмы, свободный стих. Будучи коммунистом (с 1921), подвергался в Турции репрессиям, 17 лет провёл в тюрьмах. С 1951 жил в СССР.Оформление художника Ю. Арндта.


Рекомендуем почитать
Заколдованная рубашка

В книгу известной детской писательницы вошли две исторические повести: «Заколдованная рубашка» об участии двух русских студентов в национально-освободительном движении Италии в середине XIX в. и «Джон Браун» — художественная биография мужественного борца за свободу негров.


Бессмертники — цветы вечности

Документальный роман, воскрешающий малоизвестные страницы революционных событий на Урале в 1905—1907 годах. В центре произведения — деятельность легендарных уральских боевиков, их героические дела и судьбы. Прежде всего это братья Кадомцевы, скрывающийся матрос-потемкинец Иван Петров, неуловимый руководитель дружин заводского уральского района Михаил Гузаков, мастер по изготовлению различных взрывных устройств Владимир Густомесов, вожак златоустовских боевиков Иван Артамонов и другие бойцы партии, сыны пролетарского Урала, О многих из них читатель узнает впервые.


Покончить с неприступною чертой...

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Абу Нувас

Биографический роман о выдающемся арабском поэте эпохи халифа Гаруна аль-Рашида принадлежит перу известной переводчицы классической арабской поэзии.В файле опубликована исходная, авторская редакция.


Сципион. Том 2

Главным героем дилогии социально-исторических романов «Сципион» и «Катон» выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог. Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.В первой книге показан этап 2-ой Пунической войны и последующего бурного роста и развития Республики. События раскрываются в строках судьбы крупнейшей личности той эпохи — Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего.


Сципион. Том 1

Главным героем дилогии социально-исторических романов «Сципион» и «Катон» выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.В первой книге показан этап 2-ой Пунической войны и последующего бурного роста и развития Республики. События раскрываются в строках судьбы крупнейшей личности той эпохи — Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего.