Спящие красавицы - [10]

— Нет, все-таки не проснулась, — сказал старый Эгути и легонько потряс ее за голову; брови спящей дрогнули, как от боли, она повернулась и легла ничком. При этом придвинулась еще ближе к Эгути. Девушка вытащила обе руки из-под одеяла, правую положила себе под щеку на подушку тыльной стороной вверх. Эгути были видны только ее слегка растопыренные пальцы: мизинец находился под ресницами, указательный — чуть ниже рта, большой же скрывался под подбородком. Алые губы и персиковые длинные ногти на белой наволочке сливались в одно яркое пятно. Левая рука девушки была согнута в локте, и ее ладонь лежала почти у самых глаз Эгути. Рядом с округлыми, пухлыми щеками пальцы девушки казались особенно тонкими и длинными и навели Эгути на мысль о ее вытянутых ногах. Он коснулся их ступней. Левая ее рука свободно лежала на постели, пальцы были тоже чуть растопыренными. Эгути прижался щекой к ее ладони. От тяжести по руке до самого плеча пробежала дрожь, но вытащить ее у девушки не было сил. Некоторое время старик лежал так, не шевелясь. Девически округлые плечи спящей слегка приподнялись, когда она вытаскивала руки из-под одеяла. Натягивая одеяло на плечи девушки, Эгути легонько сжал в ладони эту округлость. Прошелся губами по ее руке от кисти до плеча. Аромат плеч девушки, аромат ее шеи опьянил его. Тело девушки внезапно напряглось, но сразу же расслабилось и прильнуло к старику.

Сейчас на этой усыпленной рабыне Эгути выместит все то презрение и унижение, которое испытывают старые мужчины, приходя в этот дом. Он нарушит запреты дома, хотя и понимает, что больше уже не сможет прийти сюда. Эгути решил действовать грубо, чтобы разбудить спящую. Но вдруг замер, натолкнувшись на верный признак того, что она еще девушка.

— О! — воскликнул он и отстранился от нее. Дыхание его было неровным, сердце сильно билось. Скорее от удивления, чем от того, что остановился в последнюю минуту. Старик закрыл глаза и попытался успокоиться. Ему это было не так трудно, как молодому человеку. Легонько поглаживая волосы девушки, Эгути открыл глаза. Девушка все так же лежала ничком. «Что же это значит, в таком возрасте быть одновременно и проституткой, и девственницей? А ведь она не что иное, как проститутка», — размышлял Эгути. После того как буря улеглась, чувства старика к девушке и к себе самому переменились и уже не возвращались в прежнее русло. Он не сожалел. Было бы просто подло воспользоваться беззащитностью этой спящей и ничего не подозревающей девушки. Но чему же он так поразился?

Введенный в заблуждение юной обольстительницей, Эгути вел себя недостойно. Он снова подумал, что старые посетители этого дома испытывают здесь гораздо более сильные чувства, чем он представлял. Пусть для них это приятное развлечение в старости, легко доступный способ помолодеть, но ведь в глубине души они испытывают горькое отчаяние, ибо то, что они утратили, уже не вернуть никаким раскаянием, не исцелить никакими средствами. И то, что сегодняшняя «опытная» проститутка до сих пор девушка, свидетельствует не столько об уважении к ней стариков и соблюдении ими договора, сколько об их страшной деградации. Чистота девушки как бы подчеркивает убожество стариков.

Рука спящей, лежавшая под щекой, устала и затекла; девушка подняла ее над головой и несколько раз медленно сжала и разжала пальцы. Коснулась руки Эгути, перебиравшей ее волосы. Эгути взял эту руку в свою. Пальцы ее были гибкие и прохладные. Старик сжал их сильнее, как будто хотел раздавить. Девушка подняла левое плечо и повернулась на бок, плавным движением вытянула левую руку, словно собираясь обнять Эгути за шею. Но мягкая, бессильная рука так и застыла на полпути. Повернутое теперь к Эгути лицо девушки было слишком близко, и его дальнозорким глазам виделось как в белом тумане, однако ее брови и ресницы, бросавшие слишком густую и слишком черную тень, припухшие веки и щеки, длинная шея — все подтверждало его первое, поверхностное впечатление, что перед ним женщина легкого поведения. Груди ее чуть-чуть обвисли, но были по-настоящему полные, соски, немного великоватые для японки, казались набухшими. Старик провел рукой вдоль спины девушки, коснулся ног, вытянутых и напряженных. Отсутствие гармонии между верхней и нижней частью ее тела, очевидно, объяснялось тем, что она была еще девушкой.

Старый Эгути теперь уже со спокойной душой разглядывал лицо и шею спящей. На коже ее слабо отражался алый цвет бархатных штор. Тело девушки, которую женщина назвала «опытной», было игрушкой для стариков и все же осталось невинным. Причиной тому — и старческое бессилие клиентов, и ее глубокий сон… Любопытно, как сложится в дальнейшем жизнь этой девушки, похожей на проститутку, какие перемены ждут ее, — с родительской заботой подумал вдруг Эгути. Еще один признак того, что и он уже состарился. Несомненно, девушка ходит сюда только потому, что ей нужны деньги. Но несомненно и то, что для стариков, которые платят деньги, находиться рядом с такой девушкой — ни с чем не сравнимая радость. Девушка спит, она ни за что не проснется, и старики могут не стыдиться своей старческой слабости, могут предаваться самым безумным фантазиям и воспоминаниям о женщинах. Может, именно потому они и готовы платить больше, чем за неспящую женщину? Они спокойны еще и оттого, что усыпленная девушка не знает, кто они и что собой представляют. И сами старики тоже ничего не знают о девушке: ни где она живет, ни что собой представляет. Они даже не знают, какую одежду носят девушки, ничего, что могло бы дать им хоть какой-нибудь намек. Но вряд ли это делается просто для того, чтобы у стариков впоследствии не было никаких хлопот. Девушки для них как таинственный свет на дне глубокого мрака.