Спящие драконы Са-Хюинь - [19]

врагам последовать за нами.

В какой-то момент я сообразила, что обхватила себя руками за плечи, а по

щекам текут слѐзы.

— Он защищал короля и тебя, — Бахамутов вдруг прижал меня к себе,

крепко обнимая и успокаивающе поглаживая по волосам.

Пальцы невольно впились в его черную футболку.

— Как… — я задержала дыхание, чтобы не всхлипнуть. — Как это

произошло?

— Он остался в пещере. При этом он уже был больше драконом, чем

человеком. Я хотел остаться и помочь, но Ронг не желал и слушать моих

возражений, сказав, что я обязан отправиться с вами. А так же не дать никому

из чам у последовать. Я прекрасно понимал, что он прав, поэтому уложив ещѐ

некоторых приспешников огненной богини, ушѐл за тобой и Нгиеном. До этого

Ронг успел мне рассказать, что если всѐ пойдет совсем плохо, и он будет не в

состоянии справиться, то заведѐт воинов в каменное нутро хантайских пещер

так, что те уже не выберутся. Он знал места, где вот-вот мог произойти обвал,

поэтому и не боялся, что кто-то из слуг Тхун Лыа выберется живым. Но при

этом и не менее, прекрасно понимал, что погибнет вместе с ними.

Что это за место? Какой обвал? Каким образом? Одни вопросы, но нет

ответов. Я не сомневалась в мощи Ронга и приобретѐнных знаниях от учителей.

Значит, он знал что и как делать.

62

— Но тебе нужно уехать, — Бахамутов продолжал обнимать меня и

успокаивать. — Ронг не хотел бы, чтобы ты жила воспоминаниями.

Жила? Я не была уверена, что смогу жить как раньше. После

воспоминаний о Кхур-Табате и Ланг-Тхоре, а также о многом другом.

— Ну, тише-тише — шепнул Руслан. — Это больно… потерять любимого

человека. Но всѐ равно нужно помнить, что жизнь продолжается.

Почему-то в этот момент появилась такая неконтролируемая злоба и

ярость, хотелось со всей силы врезать кулаком прямо по бахамутовской

физиономии, потому что он явно не понимал, о чем говорит.

Но оператор, словно почувствовал моѐ желание, и крепче прижал к себе.

— К тому же я не хочу терять второго напарника. То есть напарницу.

Сказанное показалось каким-то странным. Злость мгновенно исчезла,

оставляя место горькой пустоте. Но вместе с ней появилось и удивление.

Бахамутов никогда не рассказывал, что работал с кем-то ещѐ. В смысле, я

знала, что Руслан не новичок в съѐмочном деле, но о своих бывших коллегах он

всегда молчал.

Я чуточку отодвинулась и внимательно посмотрела на него.

— Что имеешь ввиду?

— Несколько лет назад была передача «За краем света», — усмехнулся

Бахамут. — Я там был таким же оператором, как и здесь. И работал в паре с

весьма сообразительным и грамотным ведущим. Его звали Артур

Корженевский. Возможно, ты что-то слышал. Снимали сюжет на Гавайях,

после которого он домой не вернулся. В проект приходили потом и другие,

однако долго программа не прожила. Корженевский был еѐ душой.

63

— Был? — я настороженно посмотрела на Руслана. — Твой напарник…

погиб?

Оператор на несколько секунд замолчал.

— Можно и так сказать. Там, на острове Оаху, мы столкнулись с вещами,

которые неподвластны здравому смыслу. Я не думал, что это когда-нибудь

сможет со мной повториться. Но когда мы оказались в храме Те, и старик увѐл

меня Кхур-Табат, я ничему не удивлялся.

Действительно, ведь только я задаю Бахамутову вопросы. Он же не выдал

и тени изумления по поводу происходившего.

— Руслан, а что… что произошло на Гавайях?

Бахамутов нахмурился. Возможно, он бы и рассказал, но заглянувший в

палату врач сказал, что больному нужен отдых и попросил посетителя оставить

меня одну.

Оператор встал. Перед тем, как направиться к двери, он посмотрел на

меня и легонько потрепал по плечу.

— Я тебе расскажу, когда будем лететь домой. Так что лежи и

выздоравливай.

Я хотела было что-то сказать, но врач только покачал головой и закрыл

дверь за вышедший Бахамутовым.

«Лежи и выздоравливай… Я попытаюсь. Правда».

* * *

Здесь всѐ не так, как дома. Там, в заснеженном и просторном крае, где

живут статные светловолосые и светлоглазые люди, непредсказуемые и

непокорные, с добрыми душой и сердцем. Не так.

64

Здесь аккуратные каменные улочки и старинные здания. Здесь изящный

небогатый, но открытый и душевный народ, что покрывает свои головы

конусообразными нон-ла, выращивает рис и делает шѐлк.

По вечерам улицы полны смехом и говором, а на домах и магазинах висят

китайские бумажные фонарики, сквозь которые мягко просачивается теплый

медовый свет.

Может ли у человека быть две родины, а душа разделена надвое? Может

ли он жить настоящим и одновременно помнить, помнить, помнить… То, что

было когда-то очень давно. То, что исчезло и покрылось пылью веков…

Я знаю, что может. И что половина меня умерла здесь, в стране

татуированных людей. В городе, что застыл во времени. Истлела в огне На-

Теру и пеплом осыпалась в волны Тху Бон.

Подо мной проносятся земли республики Вьетнам, а стальные крылья

самолѐта разрывают снежно-белые облака. Я покидаю землю потерянной души.