Спящая планета - [14]

Нельзя устоять перед нашествием слепой стихии, а Лларанская империя и была такой. Непреодолимая стихия, настоящий океан солдат, пушек и судов, который затопит любые бастионы, воздвигнутые против него, а потом спокойно потечет дальше.

Люди войдут в почетные списки исчезнувших народов, жителей космических островков, снесенных лларанской волной.

Это случится потом. — Но для Брэдфорда Донована время остановилось. Его жизнь превратилась в однообразную карусель загадочных оранжевых лиц, пластиковых подносов для еды и обрывочных ночных кошмаров, от которых он истекал потом, когда просыпался в гнетущей атмосфере камеры.

Однажды, когда Донован возвращался из туалета, штанина, которую он заправлял за пояс, выскользнула из-под ремня и поволочилась по полу. Он остановился, подобрал ее и начал прилаживать на место. Его конвоировал сонного вида тип, которых, похоже, было много среди нижних чинов пехоты ллари. Охранник спокойно ждал. Донована это почему-то разозлило.

— Ну, — проворчал он раздраженно, — какая у тебя проблема?

— Проблема? — Охранник был озадачен. — У меня нет проблемы.

— Тогда чего ты уставился на меня? — сердито посмотрел на него Донован. — Мне кажется, что твоя мать не учила тебя, что невежливо так глазеть, — если у тебя вообще была мать.

— Но я вовсе не глазею, — запротестовал охранник.

— Не болтай. Ты именно глазеешь. И я знаю также почему.

— Знаешь?

— Йио, знаю. Ты удивляешься, зачем так тщательно охранять калеку, ты не можешь понять, почему «золотые погоны» думают, что я так важен. Там, откуда ты пришел, безногие — либо нищие на улицах, либо выполняют самую простую работу, если у них хватает денег на искусственные ноги. Их жалеют, а не боятся.

Охранник уставился на него, вытаращив глаза:

— Откуда ты все это знаешь?

— Дух дедушки подсказал мне, — парировал Донован, все еще занятый тем, чтобы приладить штанину.

— Дедышк? — повторил охранник, коверкая земное слово. — Кто такой Дедышк? Тебе запрещено разговаривать с другими заключенными, — он показал на двери вдоль коридора, — а охранников с таким именем нет. Меня зовут Свитта. Так кто такой Дедышк?

Донован посмотрел на него, полагая, что над ним подшучивают. Нет, это было не так, Свитта был совершенно серьезен, его брови озадаченно хмурились. Где-то в мозгу Донована сработал какой-то рычаг и колесики завертелись…

— Дедушка, — объяснил он торжественно, — это отец твоего отца или, возможно, твоей матери, но никогда — обоих.

— О, — сказал Свитта с облегчением, — тогда все понятно.

Потом его лицо омрачилось:

— Или непонятно?

— О, совершенно понятно, — заверил его Донован, с трудом сохраняя серьезное лицо.

— Но ты сказал, что говорил с Дедышком!

— Говорил. А он говорил со мной. Мы вместе поговорили.

— Понимаю… кажется. — Свитта нахмурился и добавил озадаченно: — Но я помню, что к тебе никого не пускали. Конечно, он мог прийти, пока я отдыхал от службы… я не успел прочитать журнал, когда заступил на дежурство, но, наверно, так оно и было.

— Йио, так и было, — эхом повторил Донован.

— Перед докладом на пост первым делом я проверю журнал, — пообещал Свитта, — а то, если не услежу за чем-нибудь, какой-нибудь офицер однажды подловит меня и прикажет выпороть.

— Тяжелая жизнь, — посочувствовал землянин.

— Йио, точно, тяжелая.

Свитта отвел его в камеру, с лязгом захлопнул дверь. Раздался звук быстро удаляющихся шагов.

Донован лег на койку и начал ждать.

Это не заняло много времени.

Уходила одна пара ног, а вернулись две. Шаги затихли перед его дверью, потом в замке заскреб ключ. Дверь открылась, и вошел Свита с озадаченным выражением на лице. За ним следовал грузный, с мохнатыми бровями тип с сержантскими знаками отличия. Он был хмур, как грозовая туча.

Донован сел.

— И чему я обязан удовольствием от этого неожиданного визита?

— Ты мне сказал, что у тебя был посетитель, — с упреком произнес Свитта.

— Сказал.

Сержант переводил взгляд с землянина на своего подчиненного, как будто оба они свихнулись. Наконец сержант обратился к Доновану:

— У тебя был посетитель здесь, в этой камере?

— Все правильно.

— Но записей об этом посещении нет, — сообщил он, — если бы произошло такое нарушение режима, дневной дежурный сказал бы мне. Что ты на это скажешь?

— Что я могу сказать? Я не отвечаю ни за документы, ни за тюрьму. Я здесь только чужак, а мой дом — небеса.

— У?

— Я не виноват, если кто-то халтурит.

— Ты по-прежнему настаиваешь, что у тебя здесь был посетитель?

— Настойчивость здесь ни при чем, — возразил Донован, — это факт, может быть, не отмеченный, но тем не менее факт.

— Понимаю.

— Кажется, есть только один способ избежать сурового наказания, — продолжал он задумчивым голосом.

— Какой? — спросил сержант против воли, желая спасти шкуру.

— Ну, — сказал Донован с таким видом, будто сообщал очевидное, — возможно, дедушка вовсе не шел обычным путем. Тогда вот и объяснение, разве не так?

— Йио… — согласился сержант, все еще колеблясь, — но как он мог проникнуть сюда по-другому?

— Очень просто, — сказал ему Донован, — если он пришел не по коридору, то что остается?

— Что? — поторопил его сержант.

— Ну, стены, конечно.

— Стены? Великий Сирри, у тебя что, рекк, мозги протухли?