Спящая красавица - [3]

— А. вам не приходило в голову обратиться в полицию?

— Я не решилась. Оррин мне этого никогда бы не простил. У него всегда был тяжелый характер. Наша семья...

Девушка заколебалась, и в ее глазах появилось странное выражение. Потом она закончила:

— Наша семья не привыкла иметь дело с полицией.,

— Послушайте,— устало проговорил я,— речь же идет не о краже бумажника, а о том, что человека могла сбить машина, он мог потерять память.

Орфамей искоса направила на меня неприязненный взгляд,

— В таком случае нам сообщили бы, ведь у пострадавшего в карманах есть документы.

— Иногда их не бывает.

— Вы хотите напугать меня, мистер Марлоу?

— Если бы и хотел, то этого мне не удалось. Скажите, что, по вашему мнению, могло произойти с братом?

Она подняла тонкий палец и лизнула его кончиком языка.

— Если бы у меня были предположения, я бы не обратилась к вам. Сколько это будет стоить?

Выдержав паузу, я спросил:

— Вы хотите, чтобы я нашел его без помощи полиции?

— Да.

— Угу. Ну что ж, я назвал вам мою таксу.

Девушка, положив сцепленные руки на край стола, сжала их. Я отметил, что она делала много бесцельных движений.

— Я подумала, что вы сразу можете разыскать его,— сказала она.— Я могу потратить на это не больше двадцати долларов. Мне же нужны деньги, чтобы здесь жить и есть, а также на обратную дорогу, а все сейчас так дорого...

— Где вы остановились?

— Я предпочла бы не сообщать вам.

— Почему?

— Просто так. Я опасаюсь гнева Оррина. Я ведь всегда могу позвонить вам, не правда ли?

— Угу. А кроме Оррина, вы больше ничего не боитесь, мисс Куэст?

Моя трубка погасла. Я зажег спичку и стал ее раскуривать.

— Курение — отвратительная привычка,— заметила она.

— Вероятно,— согласился я.— Но за двадцать долларов я не могу от нее отказаться. Это будет стоить гораздо дороже. И прошу не уклоняться от моих вопросов.

— Не смейте так разговаривать со мной! — вспыхнула девушка.— Курение — отвратительная привычка. Мама никогда не разрешала папе курить в доме, даже после того, как у него был удар. Иногда он просто сидел с пустой трубкой во рту, но ей и это не нравилось. Она говорила, что лучше отдать деньги церкви, чем потратить их на табак.

— Я начинаю понимать,— обронил я,— В такой семье, как ваша, не могло не появиться паршивой овцы.

Девушка вскочила.

— Вы мне не нравитесь,— заявила она.— Вряд ли я вас найму. Если вы намекаете на Оррина, то могу уверить, что не он паршивая овца в нашей семье.

Я не шевельнулся. Она продефилировала к двери, взялась за ручку, потом повернулась, снова подошла к столу и заплакала. Я на это никак не прореагировал. Она достала маленький носовой платок и вытерла глаза.

— Теперь вы, вероятно, начнете узнавать, обратитесь в полицию,— всхлипывая, проговорила она.— И до манхэттенских газет дойдут какие-нибудь грязные слухи, и нас опозорят на весь город.

— Ничего подобного вы не думаете. Прекратите действовать мне на нервы и покажите фотографию Оррина.

Девушка поспешно убрала платочек, покопалась в сумке и вытащила конверт. Я взял его. Он был тонкий, в нем могла быть пара снимков. Я не стал открывать его.

— Опишите брата,— попросили.

Девушка, сдвинув брови, задумалась.

— В марте ему исполнилось двадцать восемь лет. У него голубые глаза и светло-каштановые волосы, гораздо светлее моих. Он зачесывает их назад. Брат высокий и худой. Одно время носил усики, но мама заставила его сбрить их. Она сказала...

— Можете не говорить, зачем. Наверно, они понадобились священнику для набивки подушки.

— Я не разрешаю так говорить о моей маме! — воскликнула она, побледнев от гнева.

— Не валяйте дурака. Я мало что знаю о вас, но можете не прикидываться святой невинностью. У Оррина есть какие-нибудь особые приметы, вроде родинок, или шрамов, или татуировки на груди двадцать третьего псалма? И пожалуйста, не краснейте.

— Не кричите на меня. Почему вы не посмотрите фотографии?

— Потому что на них он, скорее всего, снят в одежде. В конце концов, как его сестра, вы должны знать подобные вещи.

— Нет, у него ничего такого нет,— ответила она,— кроме небольшого шрама на левой руке, где ему удаляли жировик.

— Каковы его привычки? Как он развлекается, если исключить то, что он не пьет, не курит и не ухаживает за девушками?

— Откуда вам это известно?

— Ваша мать рассказывала мне.

Девушка улыбнулась. Я начал подозревать, что в ее характере можно обнаружить неожиданные черты. Кроме того, у нее были белоснежные зубы и, улыбаясь, она не обнажала десны. Это уже было кое-что.

— Не говорите глупостей,—сказала она,—У Оррина был хороший фотоаппарат, и ему нравилось снимать людей врасплох. Иногда они очень злились на это. Но Ор-рин говорил, что люди должны знать, как. они выглядят на самом деле, без прикрас.

— Какой у него фотоаппарат? — спросил я.

— Кажется, «лейка».

Я открыл конверт и вынул пару моментальных снимков, очень четких.

— Они сняты не «лейкой»,— обронил я.

— Нет. Их сделал Филип. Филип Андерсон, мой друг. — Девушка помолчала и вздохнула.—Очевидно, именно поэтому я и выбрала вас, мистер Марлоу. Потому что вас тоже зовут Филип.

Я был тронут.

— А что случилось с Филипом Андерсоном? — поинтересовался я.