Спящая красавица - [13]

За домом посреди маленькой площади стоял каменный алтарик, посвященный Охранительнице семейного очага. Судя по кучке свежей золы на алтарике, окропленной утренней росой, кто-то вчера вечером приносил жертву и просил вернуть в семью лад.

Я неспешно пересек площадь и остановился перед каменной громадой святилища-обиталища Матери-Кормилицы и вождя Римади. Подошел к стене и потрогал кладку. Стена сложена была из больших прямоугольных камней разной величины. Камни в кладке так тщательно пригнаны были друг к другу, что зазор между ними оставался не шире волоса. "Да, это тебе не оборонительная стена с башнями", – подумал я с уважением. Стена и башни сложены были из крупных, но плохо обработанных камней разной величины, скрепленных кое-где раствором.

"Прямые стены, прямые углы. Кто же придумал это? – размышлял я, пока обходил вокруг сооружение. – Кто он такой? Откуда? И что с ним теперь? Ушел? Остался? Или вождь, в благодарность за столь необычное сооружение, приказал своим приближенным убить его, чтобы никому больше не строил он подобных святилищ и домов?"

В святилище вела дверь из отполированных толстых досок. Широкая, высокая и – двустворчатая. Тоже новость! Впервые видел я в поселке дверь из двух половинок. Створки были закрыты. Со стены, слегка наклонившись, разглядывал меня охранник – здоровенный бородатый парень с копьем в руке и топором с черным обсидиановым лезвием за поясом.

– Я – рассказчик! Прибыл в поселок вчера вечером! – громко проговорил я. – Должен встретиться с вождем Римади!

Встреча рассказчика с вождем – это небольшой, но важный ритуал, обязательный как для рассказчика, так и для вождя.

– Сейчас, извещу нашего жреца, – сообщил охранник и исчез.

Вскоре за дверью застучал деревянный засов, и створки медленно отворились. Створки держали два охранника, один из них – тот, что давеча бы на стене. Поодаль, как и положено встречать рассказчика, – жрец святилища. В Лаене это был сутулый, потрепанный годами старик. Длинная рубаха из тонкой кожи на нем расшита была разноцветным орнаментом из мелких каменных бус.

Я вошел, и остановился перед жрецом.

Охотник со стены шагнул ко мне и протянул руку.

– Давай сюда свою дубинку, кинжал и котомку.

– С какой это радости? – осведомился я.

– У нас так заведено, – мягко пояснил жрец. – Это ведь не только жилище вождя, но и святилище великой богини-Матери. А в ее святилище, сам знаешь, с оружием входить нельзя.

Я передал вещи охотнику и согнулся в низком поклоне. Жрец положил мне на затылок мягкую, дряблую руку и начал ритуал встречи рассказчика:

– Ты – рассказчик? – От жреца разило давно немытым телом, потом и застарелой мочой. Я представил, как воняет у него изо рта, и порадовался, что стою согбенным.

– Да, я рассказчик – по имени Гар сын Вада.

– Клянешься ли ты, Гар сын Вада, расположением к тебе Матери-Кормилицы и покровителя скитальцев Мегреса рассказать вождю все известные тебе новости?

– Клянусь!

– Будут ли эти новости правдивыми?

– Все новости, пересказанные мною, будут столь же правдивыми, сколь истинными я их услышал и увидел.

– Клянешься?

– Клянусь!

Теплая ладонь убралась с моего затылка. Я выпрямился. Старческое лицо жреца с жидкой седой бородкой, обвисшей кожей и глубокими морщинами расплылось в доброжелательной гримасе. Он кивнул – седые космы метнулись по плечам – и торжественно провозгласил:

– Идем, Гар сын Вада. Вождь поселка Лаен, Римади сын Камрела, ждет тебя.

Жрец пошел впереди меня, а я старался не наступать ему на пятки, хотя, должен признать, старик двигался вполне сносно для своего преклонного возраста.

Позади нас заскрипели и гулко стукнули створки – двери закрылись.

Мы прошли полутемным коридором, поднялись по каменной лестнице на второй этаж и очутились в большом зале с высоким потолком и двумя глубокими треугольными окнами в стене слева от меня. Света из окон хватало, чтобы увидеть, что эта комната – святилище богов. Напротив окон во всю стену высились громадные глиняные рельефы богини-Матери в разных ипостасях, символизирующих жизнь: молодой девушки в объятиях юноши – символ зачатия; женщины, рожающей буйвогорба, – символ плодородия; женщины с младенцем – символ материнства и покровительства детям; а напротив этих символов прятался в сумраке между окон символ умирания и смерти – старуха, обнимающая тепрадалка, летающего ящера-стервятника. Стена Жизни и Стена Смерти.

На Стене Жизни, между рельефами богини-Матери, в большом количестве и с огромным тщанием вылеплены были женские груди, круглые, полные жизненных соков – символ изобилия, которого так не хватает в нашем мире. А еще по толстой штукатурке стен шла замысловатая резьба. Все это было окрашено в красный, синий, зеленый и черный цвета.

Жрец вышел на середину зала и остановился, глядя на достигающую потолка статую Матери Всего Сущего. Она занимала полукруглую нишу в торцовой стены слева от окон. Статуя изображала тучную женщину с огромной обвисшей грудью, широченными чреслами и громадным круглым животом. По сторонам ниши, вмурованные в стену, топорщили рога черепа буйвогорбов.

Я остановился чуть позади жреца и оглянулся. У торцовой стены напротив статуи богини, стояли статуи поменьше – более мелких богов: юноши-оплодотворителя Аполиса – возлюбленного богини-Матери, бородатого Мегреса верхом на брогале, женщины с ребенком, сосущим грудь, – Матери-Кормилицы, и совсем мелкие статуэтки, рассмотреть которые в сумраке было невозможно, да и не было на это времени.