Спрятанная война - [45]

Солдаты его так и окрестили – «домик Варенникова».

В расположении дивизии гасли последние огни. Ночной мороз схватил редкие лужи – они подернулись прозрачной корочкой льда.

Прокурор распрощался со мной близ штаба дивизии и растворился в темноте, похрустывая башмаками по мерзлой воде.

За стеной и колючей проволокой опустились на ночлег припозднившиеся вертолеты. Вскоре пустыня поглотила и их глуховатое урчание.

Командир дивизии полковник Рузляев сидел в своем кабинете за поздней кружкой чая.

Он был коренаст, широкоплеч и, казалось, сколочен на века. Прозрачно-голубые глаза на вышелушенном солнцем и ветрами лице зло посверкивали по сторонам. Движения точные, быстрые. Энергией, которой зарядили этого человека сорок один год назад мать и отец, можно было запускать ракеты и двигать поезда. Он лукаво улыбался, прячась за фиолетовым дымом сигаретки.

Закончив десять лет назад бронетанковую академию, Рузляев попал в Сибирский военный округ, став начальником штаба танкового полка. Потом командовал мотострелковым полком на БМП, а в 83-м опять был назначен начальником штаба, но уже дивизии.

Оказавшись в Афганистане в 87-м, Рузляев принял дивизию у полковника Шеховцова и с тех пор командовал ею.

Когда-то – в Кундузе, а теперь вот в Найбабаде.

– С Шеховцовым мы познакомились в апреле 87-го, – вспомнил я, – когда он проводил операцию по уничтожению группировки Гаюра.

– В Багланах? – прищурился Рузляев.

– Да. И хотя Гаюр был окружен со всех сторон нашими и афганскими подразделениями – блоки стояли через каждые двадцать пять – тридцать метров, – ему удалось уйти.

Он еще воюет?

– Воюет, тудыть его мать! – выругался Рузляев. – Тогда, весной 87-го, Шеховцов и впрямь взял его в кулак. Казалось, не уйдет. Но Гаюр всех перехитрил. Одни убеждены, что он, переодевшись в женскую одежду, просочился сквозь окружение, другие – что подкупил царандоевцев и те вывезли его на бронетранспортерах, их-то никто не проверял. Словом, предательство… И по сей день Багланы – больное место у нас. Я уже вывел оттуда полк – теперь он в Союзе, а Гаюр с Шамсом опять активизировались.

Улыбку смыло с его лица. Рузляев заметно посуровел.

Последние дни потрепали комдиву нервы. У радонового озера, близ 8-й заставы, пропал рядовой Стариков, в пулихумрийском полку из-за пожара сгорели партбилеты и часть документов. Много забот доставляли десантники, двигавшиеся по дороге на север.

– Ох уж мне эти рэмбовики! – Рузляев кивнул на черное окно, откуда доносился приглушенный рев боевой техники.

– Гонора много, а дела мало! На днях встретил одного их прапора – вдупеля пьяный, а из карманов афошки[36] торчат. И не десятки – тысячи! Так что не соскучишься. А тут еще Карп и Игнатенко…

…11 января ровно в 10.20 утра оперативный дежурный доложил комдиву, что повстанцы захватили УАЗ с двумя нашими военнослужащими. Рузляев бросился проверять. Выяснил, что двух людей и одной машины не досчитался полк связи. Оказалось, прапорщик Павел Игнатенко и сержант Карп Андрее, взяв УАЗ, отправились в Ташкурган продать сгущенку, масло и несколько банок тушенки, украденных с продовольственного склада, но были обстреляны боевиками из банды Резока и взяты в плен.

Не долго думая, силами разведбата и разведроты Рузляев со всех сторон обложил повстанческий отряд, создал группировку артиллерии и несколько раз обстрелял партизанский КП. Черные вспышки разрывов месили землю, сотрясая все вокруг. Гарью наполнился воздух, и серый дым, словно туман, поплыл над песками пустыни.

Вскоре Резок прислал письмо Рузляеву, в котором просил прекратить залпы артиллерии и обещал вернуть Андреев и Игнатенко в обмен на 100 миллионов афгани и 50 пленных моджахеддинов. Чуть позже он передал комдиву через посланца список людей, которых требовал освободить.

За несколько дней Рузляев раздобыл 500 тысяч афгани и договорился с местными властями об освобождении из тюрем 21 моджахеддина.

Однажды утром он получил записку от Игнатенко:

"Находимся в кишлаке Кур. Ранены в ногу я и водитель.

Первую медицинскую помощь нам оказали. Если можно, не стреляйте.

Игнатенко".

Рузляев написал ответ:

"Карп и Игнатенко!

Напишите ваше состояние, здоровье. Ежедневно к 16.00 через старейшин присылайте мне записки с ответами на поставленные вопросы.

Рузляев".

Ответную записку опять прислал прапорщик:

"Здоровье удовлетворительное. Держаться еще можно.

Сколько надо, столько и будем держаться. Отношения стабилизируются. Лекарства нам дали.

14.20. Игнатенко.

P.S. Больше писать не дают!"

Через день старейшины передали новое послание от Резока:

"Командир советской дивизии Рузляев!

Два ваших человека по имени Паша и Андрей – у меня.

Их состояние очень плохое. Пока не освободите моджахеддинов, я их не отдам. Переписку запрещаю.

Когда моджахеддины будут готовы, я сам укажу место встречи и обмена.

Резок".

Положив в сундучок 500 тысяч афгани, усадив в БМП освобожденных партизан, Рузляев и начальник штаба армии Соколов двинулись 17-го утром в Ташкурган, где на мосту через реку Саманган должен был состояться обмен военнопленными. Весь район был оцеплен силами дивизии. В это же время подразделения МГБ под командованием полковника Хамида перекрыли кишлачные улицы вдоль реки.