Спроси у реки - [23]
– Павел Петрович, а вы не боитесь, что Дронов с ними уже договорился о том, какие нужно давать нам показания? Ну, я имею в виду Лынова и жену.
– Не смеши. Ты Дронова видел? Можешь представить, как он инструктирует друзей и родственников насчет нужных ему показаний? Оговаривает с ними все детали… Правда, Лариска может послать тебя в интимное место вместе с твоими вопросами, если будет не в духе. Она баба резкая. Но, думаю, ты с ней справишься.
Они подошли к машине майора. Посохин открыл дверцу.
– У нас в школе была учительница биологии, – сказал он, ухмыльнувшись. – Имя только забыл. Она год отработав, потом куда-то переехала. Так вот, начиная на уроке опрос, она всегда говорила: «А теперь, ребята, давайте побеседуем». С тех пор, как только произношу «побеседуем», ее всякий раз вспоминаю.
– Что, шеф, часто получали двойки по биологии?
– Не угадал. С пятого класса благодаря одной девчонке в школе я учился весьма прилично, хотя и работаю на данный момент в милиции.
– В полиции, господин майор! – потряс поднятой вверх дубинкой Жарких.
– Да, это звучит гордее.
– А что это была за девчонка, Павел Петрович?
– Хорошая была девчонка. Правильная. Круглая отличница. Единственная на весь класс, между прочим.
– Что так?
– Остальным, наверное, усердия не хватало. Хотя были и откровенные придурки. Помню, на той же биологии Коля Зуев, например, как-то рассказывал, что рыбки в реке питаются каплями водки и крошками хлеба.
– Что за прикол?
– Какой прикол? На полном серьезе. Мужики, когда пьянствуют, оставляют на пляже бутылки из-под водки и недоеденный хлеб. Вот рыбки этим и питаются.
Жарких засмеялся.
– Супер!
– А знаешь, как, по мнению того же Коли, можно определить пол земляного червя?
– Ну?
– Берешь червяка и пропускаешь его между передними зубами. Если он свободно проходит через щелку, то мы имеем дело с женщиной, а если забуксует, значит, у нас в руках мужчина.
Жарких захохотал, зажмурившись и тряся зажатой в руке дубинкой.
Посохин сел в машину и захлопнул дверцу.
– Вообще-то, земляные черви – гермафродиты, – сказал он, высунувшись из окна.
Эти слова вызвали у старшего лейтенанта новый приступ хохота.
Глава 15
– Кроликов кормить собираешься? – спросил Жарких, с осторожностью притворив свежевыкрашенную калитку.
Лынов перестал рубить траву и воткнул топор в колоду.
– Ага. Привет, Серега. Как там яблони твои поживают?
– Как новые. Мать не нарадуется. Привет, – протянул ему руку Жарких. – Разговор есть.
Поздоровавшись, Лынов рассовал нарубленную траву по кроличьим клеткам и, достав пачку «Примы», присел на колоду.
– О чем говорить будем? Только недолго. Дел до энтой матери.
– Позапрошлый понедельник помнишь? – опустившись на корточки, спросил Жарких.
Лынов поднял глаза к небу и стал похож на раннехристианского святого, изможденного и печального.
Старший лейтенант машинально бросил взгляд вверх. Величественно плывшие на юго-восток облака были такими белыми, что ему захотелось зажмуриться.
– Тридцатое мая? Помню, – вытаскивая сигарету из пачки, сказал Лынов без тени сомнения.
– Дрын к тебе когда в тот день пришел?
– Дрын? В одиннадцатом часу. А что?
Вдруг скривившись, Лынов сказал с возмущением:
– Чего ты как сиделый раскорячился? Задницу пристрой по-человечески.
Старший лейтенант выпрямился и оглядел двор.
– Вон там чурбачок выбери. – Хозяин указал ему зажатой между пальцами сигаретой на лежавшую у сарая кучу распиленных, но не колотых дров.
Старший лейтенант направился к сараю.
– Сосновые не трогай. Штаны вымажешь. Не, дубок сыроват. Березку лучше возьми.
Жарких принес увесистый березовый чурбак и, приладив его стоймя, сел.
– Александр Иванович, время точнее можешь вспомнить?
– Точнее? Минут пятнадцать или даже двадцать одиннадцатого было. Стемнело уже.
– А ушел он когда?
– Утром. Во вторник. Не, – вдруг помотал головой Лынов, – в обед. Начало первого уже было. Мы тогда нехило погуляли.
– Сколько выпили?
– Сначала мы пивка пару литров засосали. Потом сосед принес литр водяры – я ему обещал в следующий окот двух крольчат подарить. Через час где-то он к бабке Марусе еще сбегал и третью бутылку принес. Эта, по-моему, уже лишняя была.
– Что за сосед?
– Дед Вася. На той стороне улицы живет. Четырнадцатый дом. Хороший мужик.
– Понял. Дронов потом точно никуда не уходил от тебя?
– Нет. Мы как в четыре часа легли в сарае на сене, так и проспали до утра. Тьфу, до обеда! А чего случилось-то?
– Ты слышал, что Раиса Квасова утонула?
– Слышал. А Ванька тут причем?
– Они же с Квасовым Николаем друзья-приятели.
– Ну и что?
– Ничего.
– Ты что, хочешь сказать, это они Райку вниз по Лигани спустили?
– А вдруг? Надо проверить. Ты только не болтай никому.
– Ай, брось! Из Квасова убийца, как из меня художественная гимнастка.
– А Дрын?
– Дрын? Ванька со зла мог бы. Но он в тот день в настроении был. Вообще-то, если бы он Райку грохнул, я думаю, на ней тогда живого места не нашли бы. Он из нее котлету бы сделал. Когда вы ее вытащили, она как выглядела? Нормально, без синяков и переломов? Вы там от народа ничего не скрываете?
– Нормально, как утопленница. А Иван с Раисой не путался?
Лынов засмеялся.
– Ларка его тогда бы вместе с Квасовой на пару утопила.
Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток. Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.
Как часто вы ловили себя на мысли, что делаете что-то неправильное? Что каждый поступок, что вы совершили за последний час или день, вызывал все больше вопросов и внутреннего сопротивления. Как часто вы могли уловить скольжение пресловутой «дорожки»? Еще недавний студент Вадим застает себя в долгах и с безрадостными перспективами. Поиски заработка приводят к знакомству с Михаилом и Николаем, которые готовы помочь на простых, но весьма странных условиях. Их мотивация не ясна, но так ли это важно, если ситуация под контролем и всегда можно остановиться?
Из экспозиции крымского художественного музея выкрадены шесть полотен немецкого художника Кингсховера-Гютлайна. Но самый продвинутый сыщик не догадается, кто заказчик и с какой целью совершено похищение. Грабители прошли мимо золотого фонда музея — бесценной иконы «Рождество Христово» работы учеников Рублёва и других, не менее ценных картин и взяли полотна малоизвестного автора, попавшие в музей после войны. Читателя ждёт захватывающий сюжет с тщательно выписанными нюансами людских отношений и судеб героев трёх поколений.
Александра никому не могла рассказать правду и выдать своего мужа. Однажды под Рождество Роман приехал домой с гостем, и они сразу направились в сауну. Александра поспешила вслед со свежими полотенцами и халатами. Из открытого окна клубился пар и были слышны голоса. Она застыла, как соляной столп и не могла сделать ни шага. Голос, поразивший её, Александра узнала бы среди тысячи других. И то, что обладатель этого голоса находился в их доме, говорил с Романом на равных, вышибло её из равновесия, заставило биться сердце учащённо.
Валентин Владимиров живет тихой семейной жизнью в небольшом городке. Но однажды семья Владимировых попадает в аварию. Жена и сын погибают, Валентин остается жив. Вскоре виновника аварии – сына известного бизнесмена – находят задушенным, а Владимиров исчезает из города. Через 12 лет из жизни таинственным образом начинают уходить те, кто был связан с ДТП. Поговаривают, что в городе завелась нечистая сила – привидение со светящимся глазами безжалостно расправляется со своими жертвами. За расследование берется честный инспектор Петров, но удастся ли ему распутать это дело?..
Если вы снимаете дачу в Турции, то, конечно, не ждете ничего, кроме моря, солнца и отдыха. И даже вообразить не можете, что столкнетесь с убийством. А турецкий сыщик, занятый рутинными делами в Измире, не предполагает, что очередное преступление коснется его собственной семьи и вынудит его общаться с иностранными туристами.Москвичка Лана, приехав с сестрой и ее сыном к Эгейскому морю, думает только о любви и ждет приезда своего возлюбленного, однако гибель знакомой нарушает безмятежное течение их отпуска.