Спокойной ночи, крошка - [119]

Теперь я могу поговорить с Мэлом, но, кажется, я опоздала. Он больше не хочет находиться здесь.

Я не могу сдержать улыбку, глядя, как топорщится над правым ухом его непокорный вихор, как поблескивают, не мигая, словно у сплюшки, его глаза, как торчат в разные стороны волоски его левой брови. Не раздумывая, я облизываю палец и тянусь через стол, собираясь пригладить его бровь.

Мэл изумленно отшатывается от меня.

— Прости. — Я впиваюсь ногтями в ладонь и опускаю руку на стол рядом с чашкой. — Я все забываю, что, как говорил Лео, «нельзя, чтобы тебе плевали на лицо».

Я могу произнести его имя. Я могу немного поговорить о нем, прежде чем вновь раздастся этот оглушительный вопль в моей голове.

Мэл накрывает мою руку ладонью, тепло, нежно. Я смотрю ему в глаза, а он берет мой палец, осторожно сжимая руку, и проводит кончиком моего пальца по своей брови. Как только моя рука касается стола, я отвожу взгляд. Мэл смотрит мне за спину.

— Я… я не задержу тебя надолго, — повторяю я. — Я знаю, что тебе не хотелось бы находиться здесь.

Взгляд Мэла останавливается на мне, нежный взгляд его карих глаз.

— Я хочу быть рядом с тобой, — ровным голосом произносит он. — С тобой. Мне хочется положить голову тебе на колени и слушать, как ты часами говоришь мне о чем-то совершенно неважном, потому что именно так ты раньше показывала мне, что все будет в порядке. Я хочу обнять тебя, прижать к себе, коснуться пальцами твоего лица и сказать, что все будет в порядке.

Я уже и забыла, каково это, когда тебя обнимают. Каково это, когда другой человек так близко к тебе, что ты уже не понимаешь, где ты, а где он. Каково это, когда кто-то рядом и ты обретаешь его силу.

По ночам, когда мы с Кейтом спим в нашей кровати, мы не прикасаемся друг к другу. Нам хочется этого, но мы словно позабыли, как это делается. Мы не можем вспомнить, как можно прикоснуться к другому человеку. Как можно обнять его. Стать ближе.

Если наши тела случайно соприкасаются, мы замираем, надеясь, что к нам вернется память. Надеясь, что мы вспомним, каково это — быть вместе. Но это прикосновение становится болезненным напоминанием о том, что мы потеряли. И тогда мы отстраняемся.

Мэл был последним человеком, который обнимал меня. В той кровати, в том номере гостиницы. Той ночью. За ночь до того, как Лео ушел.

— Это самый страшный кризис, с которым нам когда-либо доводилось сталкиваться, и мы не переживаем его вместе, — говорит Мэл. — Вот чего я хочу. Вот чего я хотел все эти три месяца. Пережить эту боль вместе с тобой. Поэтому ты ошибаешься. Я хотел бы остаться здесь. Именно здесь я и хотел бы находиться.

Я делаю глубокий вдох, выдыхаю воздух через рот, пытаясь унять свой ужас от того, что Мэл только что сказал. Я никого не подпускаю к себе настолько близко, чтобы мне можно было такое сказать. Я знаю, что мама, папа, Корди, тетя Мер, Эми, Кейт и Мэл — все они думают, что потеряли меня, когда потеряли нашего малыша. Но я ничего не могу с этим поделать. Я не могу помочь им пережить это горе. Мне нужно справиться со своим горем. В одиночку.

— Я рада видеть тебя, — говорю я Мэлу.

— Да? — Он улыбается, и улыбка освещает его глаза, освещает его лицо.

Мне приходится отвернуться. Я ничего не могу поделать с комом в горле. Мне так и не удалось отыскать Лео в пространстве своих снов, но вот же он. Сидит напротив меня и улыбается.

— Да. — Я не смотрю на него. — Я рада.

Между нами воцаряется молчание. Оно будет длиться вечно, если мы позволим.

— Я не просто так позвала тебя сюда. — Я заставляю себя посмотреть на Мэла. — Собственно, у меня было две причины для встречи с тобой.

Он терпеливо ждет продолжения.

— Я беременна.

Его глаза распахиваются еще шире. Он изумлен, но ничего не говорит.

— Оказывается, мы все-таки занимались сексом тогда. Это был секс, а не что-то другое. И теперь я беременна.

Мэл все еще молчит.

— В общем, извини, но мне придется покинуть тебя ненадолго. Меня тошнит.

К тому времени, как я вернулась, официантка уже принесла травяной чай с имбирем и лимоном и белые сухарики. Мэл помнил, что помогало мне при токсикозе. Утренней тошноте, которая была вовсе не утренней, а когда-бы-ей-ни-заблагорассудилось-тошнотой. Еще Мэл убрал свой кофе. На этот раз меня не так сильно тошнит от аромата кофе, но после рвоты вдыхать этот запах неприятно.

Я отхлебываю чаю, отгрызаю кусочек сухарика.

— Спасибо. — Я указываю на еду и чай.

— Знаешь, я тут подумал… У меня, должно быть, суперсперма.

Я смеюсь. Впервые за три месяца я по-настоящему смеюсь.

— Не смейся! — В его глазах пляшут веселые искорки. — Ты только выслушай мою теорию. У меня, Мальволио Бакена, суперсперма. Я дважды накачал тебя ею. Причем в первый раз я старался, чтобы ты забеременела, а во второй в общем-то нет, но это все равно произошло. И поэтому я полагаю, что у меня суперсперма. Возможно, мне следует консервировать ее и продавать.

— Неплохая идея, — смеюсь я. — Единственный недостаток твоего плана состоит в том, что беременею от этой спермы только я. И поверь мне, я ее покупать не стану. Очевидно, я могу заполучить ее бесплатно. Так что твой план стать великим поставщиком спермы провалится.