Спляшем, Бетси, спляшем! - [108]

— Бетси, почему ты плачешь?

— Я не хотела уезжать из Рима.

— Я так надеялся, что ты счастлива.

— Я счастлива. Я очень счастлива! Вы уже поужинали? Где твоя жена?

— Дома. Я приехал один.

Я в изнеможении закрываю глаза. С этим я бороться не могу. Пока я думала, что они вдвоем, мне было легче справиться с собой. Слезы опять текут из глаз, щекоча шею. Коля наклоняется и вытирает их, вглядываясь в мое лицо. Я слышу, как он пытается сдержать глубокое дыхание и опять закрываю глаза, чтобы не видеть борьбы на его лице. Я чувствую невесомое прикосновение его губ к моему лицу, сорвавшийся нетерпеливый стон и крепкий бесконечный поцелуй. Он целует, притянув меня к себе, сжав в объятьях, его руки проводят по телу, мнут его, впиваясь пальцами, он целует меня, как одинокий мужчина, за год истосковавшийся по близости с женщиной. У меня кружится голова и кажется, что на на какое-то время я теряю сознание. Открыв глаза, я делаю то, что никогда бы не сделала в здравом уме: я обнимаю его за шею и начинаю целовать так же неистово. Мы не произносим ни слова, нам нечего сказать. Моя сестра говорила о прокисших сливках — так вот, теперь мы вдосталь напились свежих, но мне показалось, что они отдавали горечью.

— Прости, Бетси, я не хотел этого.

Я сдерживаю нервный смех и продолжаю молча смотреть на него. Мне интересно, что еще он скажет.

— Я дал слово, что все кончено.

— Да?!

— Бетси, — шепчет он, прижимаясь лицом к моей шее и касаясь губами уха, — прости меня, я дурак!

Я беру его лицо в руки и говорю четко:

— Где бы ты ни был, с кем бы ни жил, здесь ты — мой, и я не позволю тебе думать о других в моих объятьях. Никаких угрызений совести, никаких причин для отказа — будь у тебя хоть десять жен и двадцать детей. Запомнил?! И посмей сказать, что ты меня не хочешь!

— Что ты, Лиза, — пугается он, — это я никогда не смогу сказать, это слишком невероятно.

— Тогда почему ты сейчас взял меня, как девку, второпях?

— Мне нет оправдания.

— Поцелуй меня, — неожиданно для самой себя жалобно прошу я и время останавливается для нас.

Ну и пусть, упрямо думаю я, это с ней он изменяет мне. Я была всю жизнь. Только бы он не понял, что без него я не могу жить, что я нуждаюсь в нем, как травинка в солнечном свете, лишь с ним я могу быть сама собой, все во мне кричит от счастья, когда он близко! Я не могу понять, почему я стараюсь скрыть это: из гордости, которой у меня никогда перед ним не было, или из боязни нанести ему еще одну рану — вины и раскаянья.

— Бетси, — слышу я Колин шепот, — куда ты ушла?

— Я искала свою гордость.

— Что я с тобой сделал! Ты меня простишь когда-нибудь?

— А ты меня? Ты простишь мне всех моих любовников? С каждым из них я наслаждалась любовью так же, как сейчас с тобой. Младшему из них — всего двадцать лет. Мы пять дней жили в Гранаде и не могли оторваться друг от друга. Ты думал, что я сижу здесь без тебя и страдаю?!

— Лиза!..

— Да? Я тебя шокирую? Хорошо, давай тогда забудем о твоей и моей жизни друг без друга, и пока мы вместе, будем только вдвоем, без прошлого и будущего. Летний роман, помнишь, ты так это называл. Знаешь, я так хочу есть! А ты ужинал?

Он мотает головой. Мы одеваемся и тихо спускаемся вниз. В холле перед телевизором сидит Саша. Оглянувшись на нас, он вскакивает и подходит ко мне.

— Бетси, как ты себя чувствуешь?

— Отлично. Мы решили поесть. Ты составишь нам компанию?

— Я посижу с вами, — говорит Саша, продолжая приглядываться ко мне. Он не спускает с меня глаз весь вечер.

— Саша, у нас есть что-нибудь выпить?

— В честь чего это? — бурчит он.

— А без повода — нет?

— Там отец привез бутылку армянского коньяка.

— Ну так неси, — распоряжаюсь я и достаю стаканы.

Мы пьем коньяк, и я без остановки болтаю о всяких пустяках, рассказываю Саше о Клер и Майкле, о Витторио и его романе с сестрой. Он внимательно слушает, задает вопросы, поддакивает, словно все это не происходило при нем на Джильо. В его глазах я замечаю жалость и краска бросается мне в лицо. Мне становится невыносимо стыдно: что подумает Саша, если узнает, что я не устояла перед искушением получить женатого мужчину и жалости достойна только та женщина, что осталась дома и ждет возвращения своего мужа. Все две недели, что Коля живет с нами, в доме напряженная обстановка. Саша — воплощенное осуждение. Я же изо всех сил играю легкомысленную чувственность: уж такая я есть, дня не могу прожить без любовника и если уехала от одного — беру другого из тех, что поблизости. Вряд ли Коля верит в это, но ночами в постели мы больше не разговариваем обо всем на свете, как раньше. Лихорадочное обладание и изощренное сладострастие — так можно описать наши сумасшедшие ночные свидания.

Днем я по большей части занята работой, пишу о мадам Севинье и понемногу работаю над сценарием для Витторио. Школа для Алисы выбрана по рекомендации Сары. Для меня главным было бережное отношение к интересам девочки, еще не определившей для себя главное направление в жизни. Кроме того в этой школе большое внимание уделяли языкам, я хотела, чтобы Алиса учила французский и совершенствовала итальянский. Алиса умная девочка и я с ней занималась по тем же методикам, что и с Сашей. Мне пообещали, что если ей станет скучно в первом классе, ее переведут дальше. Алику я нашла хороший детский сад. После Колиного отъезда я решила отослать Дженни в Рим. Мы с ней нашли хорошую экономку, которой можно было доверять детей, если мне нужно будет ненадолго отлучаться. Жизнь, как всегда, устраивается с удобствами. Может, я кривлю душой, когда уверяю себя и других, что променяла бы обеспеченную жизнь на нашу любовь? Смогу ли я теперь жить так, как описывал мне Митя? Правда, я много работаю, но даже когда я свободна, я не люблю возиться с хозяйством и привыкла, что дети никогда не были проблемой. Клер и Дженни заботились о них не меньше меня и давали мне полную свободу.