Сплоченность - [9]

5

Когда Андрей Перепечкин и Сандро Турабелидзе убили конвоира, который гнал их и Никодима Космача на работу, они повернули в поле и дальше пошли глухими, бездорожными местами. Идти было трудно. Порывистый ветер валил с ног голодных, обессиленных людей. Слабость разливалась по телу, в глазах вертелись зеленые круги.

Ноги у Андрея так окоченели, что он их уже не чувствовал. Грязные, заскорузлые портянки, рваные башмаки с крагами, которые кинул ему в лицо гитлеровец, отобравший у него в лагере сапоги, — где тут быть теплу? Нестерпимо холодно было в летних штанах, латанных-перелатанных, не грела и поношенная фуфайка. Два его попутчика одеты были не лучше. Все они опустили края выцветших пилоток, натянули их на уши. Они не знали, куда девать свои руки: то засовывали их в карманы, то грели за пазухой, то прятали в рукава. Измученные, опухшие от холода и голода, они шли напрямик через заросли кустарника, обходя деревни.

— Ноги задубели, нет сил идти. Что будет, то будет, давайте завернем в деревню. Только бы отогреться, поесть. За тепло и кусок хлеба все отдам, — дрожа, умоляюще произнес Никодим Космач.

— Ах, шени чириме![1] Зачем в деревню? Там фашист, полицай. Я обратно в лагерь не хочу, — почерневшими губами шептал Сандро, едва передвигая ноги, на которых были одни тряпки, обмотанные телефонным проводом.

— Потерпи, дядька Никодим. Проберемся в дальние села, где фашистов нет, обогреемся, подкрепимся и дальше. А пока и в самом деле не мешало бы немножко отдохнуть. Давайте вон туда, в затишек, — показал Андрей в сторону густого ельника.

Они остановились, с минуту постояли молча. Потом, взглянув на Никодима, Андрей сказал:

— Ты в лагере начал было рассказывать о себе… ну, как попал к фашистам… да так и не кончил: на работу погнали.

Андрею хотелось дослушать рассказ Никодима. Он должен был составить себе более ясное представление о человеке, который идет сейчас рядом с ним. Каково прошлое этого человека? Что у него на душе? Можно ли на него положиться в трудную минуту? Все эти вопросы задавал себе Андрей и не только сейчас, но всякий раз, когда сталкивался с новым человеком, судьба которого скрещивалась с его судьбой.

— Так ты кончай, — попросил Андрей. — Расскажи, пока стоим.

— Не больно-то охота разговаривать. От холода свело всего.

— А ты коротко.

— Бр-р… На чем же это я тогда остановился? С голодухи память стала, что дырявый мешок, — ничего не держится.

— А ты дырку зашей либо заткни, — сказал Сандро и ухмыльнулся.

— Еще шутит. Грех смеяться.

— Ты не злись, рассказывай… Кончил на том, как послали тебя на какой-то там километр.

— Вот-вот… Ну, прибыл я на пост… Бр-р… Встречаю и провожаю поезда. Изредка обозы или колонны солдат пропускаю через переезд. А то все больше в будке у себя сижу. А фронт недалеко. Грохочет… Ах, черт бы побрал этот ветер! — воскликнул Никодим, растирая рукой щеку.

— Становись поближе… Вот тут возле нас, здесь тише.

— И то правда, — заметил Никодим и стал возле пушистой молодой ели. — Так, значит, грохотало. День, два. Потом налетели самолеты. Я как раз обоз военный пропускал через переезд. Вот тут и началось. Каша. Хорошо, что я под откосом в яме спрятался, а то было бы! Ну, поднялся, когда затихло. Кто из обоза уцелел — уехали. Дорога разбита. Телефон, как назло, испортился — позвонить не могу. Ждал почти до вечера — ни поездов, ни ремонтников. А тут слышу, стреляют со всех сторон… И так мне тяжело стало. Думаю: сколько пришлось перенести… после того как из военкомата был направлен на эти дорожные работы… А сколько, думаю, еще продлится это лихолетье. И вот решать надо: то ли оставаться на посту, у будки, то ли идти к начальству на станцию. Пока раздумывал — фашисты из лесу. На мотоциклах. Я — в кусты, они — по мне стрелять. Настигли и начали бить. А потом погнали в лагерь.

— Та-ак… — задумчиво произнес Андрей и, взглянув на Никодима, спросил: — А теперь что ты думаешь? Куда направиться?

— О… теперь мне не страшно… Под ногами ведь калиновская земля, родная… Идемте скорей…

— Идем, — согласился Андрей и, подумав о неизвестности, ожидающей их впереди, захотел узнать насчет этого мнение Никодима. — А скажи, ты ведь человек пожилой, должно быть опытный, — посоветуй, что нам делать, куда податься.

— Пристанище найти можно, — после короткого молчания ответил Никодим, выходя из-за елки. — Надо баб поискать… солдаток или вдов. И в примы к ним идти или работниками. Таким бабам нужны мужские руки…

— А кто за нас, Никодим, воевать будет? — сурово остановил его Сандро, гневно блеснув круглыми серо-карими глазами.

— Гм, кто… Воюй… Так чего ж вы просите совета? Что вы ко мне с уловками?

— А к партизанам, Никодим, ты не хочешь идти? — переглянувшись с Сандро, спросил Андрей. — Они непременно должны здесь быть. Писали ведь в газетах…

— Писали… Только пойди найди этих партизан. Долгая песня. Пока у меня другая забота. Вот в животе бурчит, переворачивается все. Давайте пойдем поскорее. Тут недалеко деревня, Нива называется. Может, на часок заскочили бы.

Дальше они шли молча. Начался лес, густой, с твердым грунтом. Среди деревьев было тише.