Спитамен - [22]
— По пути сюда я был у Бесса. Он давно собрал воинство и дожидался тебя.
— Разве он без меня не знает дороги? — усмехнулся Спитамен.
— Быть может, и ты относишься к тем, кто хочет сначала собрать урожай?.. Глядите, как бы ваши закрома не стали добычей Искандара!
— Мой урожай — моя забота, — сказал Спитамен. — А кони у нас тоже оседланы, оружие всегда наготове.
— Тогда почему же Бесс тобой недоволен?
Спитамен внимательно посмотрел на Набарзана, пытаясь угадать, что кроется за его словами, ибо люди, подобные ему, сказав три слова, двадцать три держат в уме. И в Согдиане, и в Бактрии, и в Хорезме, во всей восточной части империи известно, что Бесс — любимец и правая рука Дариявуша. Оказаться у него в немилости — все равно, что попасть в опалу у самого Великого царя.
— Не знаю, чем я не угодил почтенному Бессу, — обронил Спитамен.
— Насколько мне известно, ты не откликнулся на его послание, где он велит тебе поторопиться.
«Пусть он повелевает у себя в Бактрии! — подумал Спитамен. — А у нас хватит и одного сатрапа Намича. И чего сует нос в дела Согдианы?..» Усмехнулся краем рта и сказал:
— А молчание разве не ответ?
Набарзан несколько мгновений испытующе смотрел ему в глаза. В его редкой встопорщенной бородке застряло несколько крупинок риса.
— Ответ, и довольно красноречивый, — согласился он. — Очевидно, Бесс ждал не такого ответа.
Надменный Бесс к месту и не к месту — ироничным ли замечанием при упоминании имени Намича, плоской ли шуткой в его адрес, а иногда и просто так, ни с того ни с сего — любит подчеркивать свое пренебрежительное отношение к правителю Мараканды, старается все делать для того, чтобы окружающие знали, что он по родственной линии ближе к Дариявушу, нежели сатрап Согдианы, наверно, считая, что это дает ему право распространять собственное влияние на вождей соседних Бактрии согдийских племен и старейшин родов… Не поймет никак хитрая бестия Бесс, что согдийцы испытывают одинаковую неприязнь ко всем Ахеменидам. Вот и сегодня, несмотря на специальное приглашение, посланное за много дней вперед, Бесс отсутствует на этом пиру…
— А какого же ответа ждет Бесс? — спросил Спитамен.
— Он относится к тебе с большим почтением. Считает, что в схватке с двурогим царем македонян он может стать правой рукой Великого Дариявуша, а ты левой.
Спитамен опять усмехнулся, подумав, что Искандар нацелил свои рога в бок великой империи Ахеменидов и Великий царь наскоро сооружает щит, о который македонский бык разбил бы себе лоб… А если вникнуть, сцепились два дракона. Разве скажешь, какой дракон лучше, а какой хуже. Дракон — он и есть дракон…
Согдийцам давно известна жадность Дариявуша. Немало он попил их крови, пока утверждал тут свою власть, назначал сатрапами своих родственников, а теперь все лучшее, что производят согдийцы — сафьян, ткани из хлопка и шерсти, глиняную посуду, украшения из золота и серебра, седла, сбрую, — и то, что они выращивают на земле, рекой течет в Персию. А Дариявушу все мало и мало. Теперь подавай ему еще и сыновей согдийских, чтобы он бросил их в алчную пасть македонского дракона.
Слишком затянулось молчание гордого согдийца. Раздраженный этим, Набарзан, желая дать понять, что не нуждается ни в каком ответе, ни в положительном, ни в отрицательном, оттолкнулся рукой от колонны и, грузно развернувшись, направился к беседующим возле алькова, где сидели на сури музыканты, Оксиарту и Хориёну.
Настроение у Спитамена было испорчено. Он смотрел на мага и толком не видел, чем это так бурно восторгаются присутствующие, а музыка уже не дарила душе его покоя. Постояв еще немного, он выбрался из толпы и направился к Намичу, удобно расположившемуся на троне. Приблизившись, отвесил поклон, коснулся губами тыльной стороны своей руки и, сделав ею плавное движение в сторону правителя, попросил соизволения обратиться.
— Слушаю тебя, верный Спитамен, — сказал Намич.
— Заранее прошу простить меня, если в столь прекрасный вечер слова мои покажутся облаком, омрачающим его, — сказал Спитамен, прижав правую руку к груди.
Намич приветливо улыбнулся.
— На этом дастархане мы видим много всяких яств, и сладких, и кислых, и горьких. Слова тоже имеют не одинаковый вкус, однако без них в беседе не обойтись.
— Даже не знаю, с чего начать, дабы не испортить вашего настроения…
— Настроение — то же, что смена погоды. Как лучи Солнца, пронзив тучи, разгоняют их, так и слова, сказанные к месту, изгоняют мрак из души собеседника.
— Боюсь, слова мои не так лучезарны, как руки Митры… Я уже приготовился выступить по зову Великого царя к Гранику, но черная весть о нашем поражении вынудила меня повременить с этим…
— Разве подобная весть — не сигнал к тому, чтобы поторопиться? — перебил Спитамена Намич, высоко подняв полукруглые брови.
— А кто защитит Согдиану, когда македонский царь придет сюда?
— Тьфу, тьфу, тьфу, типун тебе на язык! — замахал рукой Намич. — Потому и нужно убить дракона там, чтобы он не приполз сюда! Войско Дариявуша — это необозримое море, а войско Искандара Зулкарнайна — всего лишь небольшое озеро. И море поглотит это озеро.
— И небольшое озеро способно в бурю затапливать берега, повелитель.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.