Список Мадонны - [127]

Отель «Герб Бата», дорога на Парраматту, Конкорд, 18 марта 1840 года

Бернард неторопливо проехал мимо поселения Ньютаун и равнины Гиппстауна, прежде чем полуденное солнце и усилившееся движение не подсказали ему, что пункт его назначения близок. Отель «Герб Бата» стоял у слияния дорог на Ливерпуль и Парраматту, более всего он был известен холодным элем, прекрасными напитками и великолепной пищей. Внутри отеля было сумрачно и прохладно, небольшой ресторан блестел полировкой, и зашедшего сюда выпить человека не заставляли долго ждать, его сразу приветствовал в самой вежливой манере сам хозяин — господин Эммануэль Нейтч, генуэзец по происхождению. А если гость играл в шахматы или мог рассказать по случаю о прочитанной им недавно интересной книге, то у него были все шансы рассчитывать на бесплатную выпивку.

Отель «Герб Бата» представлял собой двухэтажное окрашенное в светло-желтый цвет кирпичное здание. Над покрытой свинцом аркой главного входа висел богато украшенный фонарь. Входная дверь имела два стеклянных оконца в прямоугольных рамках, верхние панели которых были также покрыты свинцом. Три небольших окна на втором этаже принадлежали лучшим комнатам отеля, которые выглядели гораздо внушительнее и были значительно дороже четырех задних комнат, бывших размером поменьше и не имевших окон. По обеим сторонам к зданию примыкали небольшая по размерам кухня, конюшня и очень пристойный бар. Вкупе все это излучало респектабельность и изысканность. Эммануэль Нейтч дошел до того, что попытался подрезать эвкалиптовые деревья на аллее, которая отходила от двора отеля. Даже две поилки для лошадей были здесь по-своему элегантны, их концы с обеих сторон загибались вверх, отчего они походили на каноэ.

Выслушав добрые приветствия обрадованного Эммануэля Нейтча, Бернард изобразил крайнюю усталость и удалился в свою комнату, вместо того чтобы принять приглашение хозяина к чаю в гостиной. Поднимаясь по лестнице, он заметил рыжеволосую горничную, которая заходила в одну из комнат, неся полные руки постельного белья. Бернард уже несколько раз встречал ее либо здесь, на лестнице, либо с Нейтчем, а порой и в своей комнате, которую она убирала, но они никогда не разговаривали друг с другом, обмениваясь лишь кивками из вежливости. Он проклинал ее всей своей сущностью. Она была такая же, как и те, кто заставлял его плоть дрожать от их зла. Эта потаскушка ни о чем не догадывалась, чтобы бояться его. Как и та гадина, что смеялась над ним в ту проклятую ночь. Он продолжал холодно смотреть на нее, борясь с неприятным ощущением в животе и наполняя свой гнев враждебностью. Зеленые глаза ответили ему взглядом. Черт возьми! Они не опустились. Ужасные глаза! И не холодные, и не теплые. Не большие, а слегка суженные, с краями, поднятыми вверх, как у какой-нибудь восточной куклы. Кукла-убийца! Он видел таких кукол в антикварных магазинах Рима, с кинжалами в руках и со зловещими улыбками на лицах. На миг он задрожал, неожиданно испугавшись. Он все еще смотрел на нее, когда она прошмыгнула мимо. Бернард отступил, чтобы пропустить ее. Ее волосы были похожи на красную волну, и он смотрел на них как зачарованный, пока она спускалась по лестнице. Дойдя до половины ступенек, она обернулась и сказала:

— Ваша комната готова, святой отец. Господин Нейтч приказал занести ваши книги обратно. Он сказал, чтобы вы не беспокоились, в ваше отсутствие ими никто не пользовался.

Бернард внезапно заметил, что он тупо кивал в ответ. Он не знал, что ему еще следовало делать, и за его глазными впадинами, где-то глубоко в его сознании, он услышал отзвуки знакомых ударов, утихшие было в последние месяцы и возникавшие в случаях, подобных этому, когда ему бросала вызов подобная мерзость. О Боже, только бы ушла боль. Десять минут спустя Бернард лежал на кровати, закрыв лицо руками. Он корчился от боли, вытирая синим лоскутным одеялом пот, оставлявший на нем мокрые пятна. Губы его шевелились:

— Сука! Ты умрешь. Вы все умрете!

Лагерь Лонгботтом, 19 марта 1840 года

Район лагеря Лонгботтом представлял собой участок принадлежавшей государству земли площадью двести восемьдесят гектаров между дорогой на Парраматту и рекой. Первоначально задуманный как центр государственного снабжения с использованием заключенных в качестве рабочей силы, лагерь постепенно все меньше использовался по назначению. Последнее решение губернатора Джорджа Гиппса содержать в нем канадских патриотов было вызвано как его наличием, так и соответствием для содержания политических узников. Хотя политические заключенные содержались без кандалов, бегство их из неволи должно было быть исключено. Сам лагерь был виден из отеля «Герб Бата». Он выделялся декоративными воротами, за которыми стояла грубо сколоченная из сучьев будка часового. В этот прекрасный субботний полдень, когда Бернард Блейк проезжал мимо нее, она была пуста. Он проехал дальше мимо скромного дома коменданта и еще сто метров к самому лагерю, который состоял из четырех деревянных бараков, навеса-столовой и открытого очага.

Бернард был здесь впервые и был удивлен, насколько этот лагерь отличался от всех других мест содержания заключенных, которые ему пришлось видеть. Здесь не было часовых с винтовками наперевес. Здесь не было даже ограды. Лагерь Лонгботтом представлял собой место, расчищенное от кустарников, окруженное красными и голубыми эвкалиптами, за которыми лежали заболоченные поля, переходившие в мангровые болота у реки. Ухабистая дорога, известная как Путь к причалу, протянулась километра на два к воде, мимо нескольких грубых построек, в которых жили семьи охранников и полицейских, чьи рейды в буш на поимку бушрейнджеров тянулись неделями. Каменоломня, небольшая неумело построенная печь для обжига, привязь для нескольких лошадей и недостроенный колодец были единственными свидетелями того, что здесь обитали люди.