Спираль времени - [33]

Наступившую темноту рассеивали теперь только фонари на шлемах. Но их свет был настолько слаб, что в первый момент все подумали, что они не зажжены вообще. Некоторые нажали на кнопки, тем самым погасив свои фонари. И только тогда поняли, что темнота кажущаяся, по контрасту с только что бывшим светом.

– Потушите-ка, друзья, ваши фонари. Все сразу, – сказал Карелин.

Он ожидал, что поверхность шара, которая не могла остыть так быстро, будет светиться в темноте, но, когда эта темнота наступила, не увидел ничего, ни малейшего намека на светимость.

– М-да! – сказал он еще раз. – Ну что ж, зажгите!

Теперь, после полной мглы, света фонарей было достаточно, чтобы хорошо рассмотреть находку.

Шар был действительно черным, матово-черным, и на его гладкой поверхности не было бликов от фонарей, направленных на него с трех сторон.

– Почти абсолютная чернота, – сказал один из техников базы.

– Почему «почти»?

– Потому, что если бы он был абсолютно черным, мы его не могли бы увидеть.

Карелин подошел к шару.

Казалось совершенно непонятным, почему давление воды не выбросило шар на поверхность океана. Видимо, он не полый и очень тяжел. Но тогда почему он висит над дном, а не лежит на нем? Что держит его в этом положении?

– Странно! – произнес кто-то возле Карелина.

Он обернулся и узнал Дмитревского. Начальник «ЭПРА» не выдержал и пришел сюда.

– Да, действительно очень странно.

– Надо определить, горячий он или холодный.

– А как это сделать? Сквозь металлическую перчатку ничего не почувствуешь.

– Это просто, – сказал Дмитревский.

Он держал в руке небольшой прибор, от которого отходил тонкий гибкий шланг с шариком на конце.

– Сейчас узнаем, – сказал он, прикасаясь шариком к поверхности шара. – Вот! Его температура точно такая же, как и окружающей воды.

– Странно, что он так быстро остыл, – сказал Карелин.

– Почему «остыл»? Вполне возможно, что он и не был нагрет. Свет мог быть холодным.

И только он успел это сказать, шар снова вспыхнул.

Дмитревский и Карелин отшатнулись. Яркость света подействовала на них, как внезапный физический удар.

Николай Тихонович рассердился.

– Неужели у нас не хватает силы воли? – сказал он. – Кто зажег свет?

– Похоже, что я, – смущенно ответил Горелик.

– Думайте о чем-нибудь другом.

– Будет, пожалуй, лучше всего, – сказал Дмитревский, – если все вернутся на крейсер. Пусть останутся двое или трое, чтобы взять шар и перенести к нам.

– Да, вы правы. Останусь я.

– Обещаю, что не буду думать ни о чем, – сказал Купцов, – кроме вашей защиты от нападения какой-нибудь «змеи». Оставьте меня, как охраняющего.

– Третьим буду я, – решил Дмитревский. – Остальным вернуться на крейсер!

Приказание было выполнено.

– Необходимо, чтобы он погас, – сказал Карелин, когда они остались втроем.

И только сказал – шар погас!

– Какая поразительная чувствительность! – воскликнул Дмитревский. – Правда, когда вы это сказали, мне захотелось, чтобы он погас.

– И мне тоже, – после секундного колебания сказал Купцов.

Карелин засмеялся.

– Первое нарушение обещания, – насмешливо заметил он.

– И последнее!

Анатолий тут же отвернулся от шара, показывая этим, что приступил к обязанностям охраняющего.

– Попробую его взять, – сказал Николай Тихонович.

– Лучше я. – Дмитревский отстранил Карелина. – Кто его знает, вдруг он рванется вверх. Я сильнее вас.

– Тогда возьмем его вместе.

Но шар не устремился вверх и не проявил намерения опуститься; им показалось, что он невесом.

– Вода уравновешивает, – сказал Дмитревский.

– Скорей всего так, но все же странно!

– Согласен с вами. Отпустите! Одному удобнее нести.

Николай Тихонович с неудовольствием повиновался. Ему хотелось самому нести шар, но спорить казалось ребячеством.

– Пошли!

Карелин пошел впереди, за ним Дмитревский, замыкал «торжественное» шествие Анатолий Купцов, часто оборачивавшийся назад.

Но ни «змеи», ни спруты не показывались.

Больше всего Дмитревский опасался, что кто-нибудь из его спутников вызовет вспышку шара. Сам старался думать только о темноте, но чувствовал, что в любую секунду может, против воли, пожелать света, особенно когда приходилось преодолевать неровности дна. Он понимал, что шар никуда не денется; даже если выпустить его из рук, он не улетит и не упадет. И все же боялся, что шар вспыхнет. Он нес его, как носят люди хрупкую стеклянную вазу.

«Интересно, – думал он, – может ли вызвать вспышку шара кто-нибудь из тех, кто находится на крейсере и наблюдает за нами по экрану? Металлические стенки корабля должны как будто экранировать биотоки. Но было бы крайне важно проверить».

Он мог сказать об этом вслух, и его услышали бы на крейсере. Но Дмитревский не решился на такой опыт. Успеется! Самое главное – благополучно доставить шар на базу, а оттуда на континент. Всяческие опыты – дело ученых.

В выходную камеру крейсера вошли без происшествий.

Прежде чем отдать приказ – выкачивать воду, Дмитревский спросил Карелина:

– А не причинит шару вред изменение давления?

– Уверен, что нет, – ответил Николай Тихонович. – Он же был на поверхности Земли и уже испытал один раз изменение давления. И ничего с ним не произошло.

Дмитревский сказал дежурному на пульте, что камеру можно осушить, и на всякий случай сел на пол. Он опасался, что шар настолько потяжелеет на воздухе, что его не удержать в руках. Может быть, в Атлантиде его несли к океану несколько человек? Колени ему пришлось согнуть под острым углом, так как исчезновение воды немедленно приведет к «прилипанию» подошв к полу.