Спичка - [2]

— Не могу найти ключа, ухватись за меня.

Он подхватил Вилли и потащил его к двери. Ветер ворвался в открытую дверь, и пламя охватило всю хижину. Пробежав шагов двадцать, Брокау уронил Вилли на снег и бросился назад. Но было уже поздно: хижина пылала, как костер, и все имущество осталось там. Он вернулся и освободил ноги Вилли.

— Ты знаком с местностью, — сказал он. — Что нам теперь делать?

— Ближний пост в шестидесяти милях отсюда.

— Знаю. А хижина Торо в двадцати, но поблизости должны быть индейцы.

Вилли улыбнулся. Он нагнулся к Брокау и сказал со странным блеском в глазах.

— Это будет легче, чем идти на каторгу или быть пленником. Не думаешь ли ты, что я упущу такой случай? Я тебе говорил, что в день ее рождения я никогда не теряю надежды. И я был прав. Сейчас сорок градусов, а мы раздеты. У нас нечего есть и нет даже спички.

— Что ты говоришь… — Брокау сжал кулаки.

— Я говорю, что Бог, которому я молился ребенком, помог мне. Здесь без огня мы умрем с голоду. Если мы пойдем к Торо — замерзнем. Но поблизости живут индейцы, которых ты не найдешь без меня. Дай мне твой револьвер и освободи мои руки. Это вернет меня к ней и ребенку.

— Иди, — решительно сказал Брокау. — Мы дойдем до Торо или умрем.

Вилли оглянулся на горящую хижину и усмехнулся. В двух милях отсюда живет индеец Джо. Они пройдут в миле от него, но Брокау не узнает этого, и они погибнут. Буря между тем затихала. Размахивая руками, Брокау хоть немного согревался.

Кандалы на руках Вилли останавливали кровообращение, и руки его были обморожены. Когда Брокау остановился на берегу замерзшей реки, Вилли протянул ему руки.

— Становится холоднее, — сказал он. — Посмотри…

Холодная сталь врезалась в тело, как раскаленное железо, и срывала кожу вместе с мясом.

— Сколько миль осталось до Торо? — коротко спросил Брокау. Он весь посинел.

— Около шестнадцати, — ответил Вилли. — Тебя хватит еще на пять. Я не протяну так долго, если ты не снимешь с меня кандалы.

— А я думаю, что ты скоро скажешь мне, где живут индейцы, — пробурчал Брокау.

В тяжелые минуты Вилли всегда заставлял себя думать о чем-нибудь приятном. Теперь он машинально следовал за Брокау, вызвав видение молодой жены. Вот он опять в своих милых горах. Слышится песня, и Джен с ребенком на руках улыбается ему в дверях белого домика. Вилли уже не чувствовал ни острой боли, ни мороза. Вернул его к действительности Брокау, споткнувшийся и упавший на снег. Задумавшийся Вилли упал на него.

Мгновение оба сидели на снегу, глядя друг другу в глаза. Потом Брокау встал, и Вилли хотел последовать за ним, но не смог. Он взглянул на Брокау и тихонько засмеялся. Суровость исчезла с лица унтер-офицера. Вот он нащупал в кармане ключ, опустился перед Вилли на колени и долго возился с замком. Потом снял кандалы. С ними отвалилась кожа и куски мяса, но Вилли ничего не чувствовал.

— Ты победил, — сказал Брокау. — Где индейцы?

Вилли оглянулся и показал пальцем туда, где тропинка замерзшей реки сливалась с большой рекой.

— Иди четыре мили по этой речке и ты дойдешь до хижины Джо.

— Я не пройду больше мили.

— А я и того меньше. Если бы мы могли развести огонь и погреться. Слушай, Брокау, ты мужчина. Ты всегда честно сдерживал свое слово. Если я сейчас спасу нас обоих, донесешь ли ты начальству, что я умер? Я поверю твоему слову.

Мгновение они оба смотрели друг на друга, потом Брокау сказал:

— Нет, этого я не могу. Я не боюсь смерти, но раз ты хочешь меня спасти, я должен отплатить тебе добром за добро. Я подожду, пока мы оба встанем на ноги, и дам тебе двадцать четыре часа вперед.

Вилли улыбнулся. Они протянули друг другу руки, но почти не почувствовали пожатия обмороженными пальцами.

— Знаешь, — тихо сказал Вилли, — мать учила меня поступать с другими так, как бы я хотел, чтобы со мной поступали. Я мог бы повалиться в сугроб, дать тебе умереть, а потом спастись, но я поступлю иначе. У меня есть спичка.

— Спичка?

— Одна. Она случайно вчера провалилась мне в карман. Поищи. Мои руки не сгибаются.

Брокау ожил. Он неуверенно шарил в кармане Вилли, точно боясь обмана. Но спичка там действительно оказалась.

— Не волнуйся, — предупредил Вилли, — второй уже-не будет!

— Подержи ее, пока я соберу сучья для костра. — Он дал спичку Вилли и быстро сложил костер. Потом нерешительно начал:

— Если бы у нас был еще камень и кусок бумаги.

Вилли вынул омертвевшую, деревянную руку и засунул ее за пазуху, а Брокау жадно следил за ним своими воспаленными глазами. Вилли вынул карточку жены, сорвал с нее папиросную бумагу и подал ее вместе со спичкой Брокау.

— У меня в кармане есть напильник. Вынь его и о него зажги спичку. — Минуту он держал перед собой карточку, вспоминая, как тогда сам растрепал золотые локоны жены и как она смеялась, когда щелкнул аппарат.

— Это она, Брокау, — сказал он нежно. — Она спасла нас от пожара и она же зажжет теперь спичку.

Он все еще смотрел на карточку, когда Брокау начал зажигать за его спиной спичку. Прелестное, живое лицо говорило с ним. У него закружилась голова, и он покачнулся. Нежный шепот вдруг коснулся его уха:

— Я иду, Вилли, иду… иду…

Радостный крик замер у него на губах, когда за его спиной раздался отчаянный вопль Брокау. Лицо унтер-офицера было ужасно. Он прижал руки к груди, и его шатало из стороны в сторону.