Спевка - [5]

- Да; ну, так вот насчет пения-то... - начал опять регент,  наливая себе водки. - Тут, я вам скажу, Василь Иваныч, ничего понять нельзя. Что ж по другой-то?

- Нда, оно точно... Да не много ли будет?

- Помилуйте, Василь Иваныч!

- Да кушайте сами!

И опять пошли те же церемонии.

- Ваше здоровье!

- Будьте здоровы!

Дьячок выпил еще рюмку и задумался, глядя на огурец. Певчие между тем стали, видимо,  тосковать. Шершавый бас угрюмо смотрел на графин и время от времени сплевывал в угол, да и других тоже одолевала слюна. Тенора, чтобы уйти от соблазна,  занялись было разговором, но беседа тоже как-то плохо клеилась.

- Куликов! - начинал один из них.

- Ну, что?

- Обедня-то завтра в котором часу?

- А почем знаю. А тебе на что?

- Да так.

Другой тенор говорил своему соседу:

- Вы, Матвей Иваныч, когда будете ноты писать, не забудьте диезы покрупнее ставить, а то я их все путаю.

- Хорошо.

- Домой приду - сейчас спать завалюсь, - утешая себя, рассуждал один бас и зевал в кулак.

В передней мальчишки устроили впотьмах какую-то игру.

Регент после третьей рюмки раскис и лез к дьячку целоваться.

Однако водка стала подходить к концу; осталось только две рюмки. Регент, держась одной рукой за стол и привязываясь к дьячку, старался другой рукой снять со свечи, но не мог. У дьячка же разыгралось самолюбие, и он ничего не хотел слушать.

- Василь Иваныч! Василь Иваныч! - восклицал регент наморщивая брови.

- Не стану, - отвечал разобиженный дьячок.

- Так-то, брат Василь Иваныч! Хорошо же. Ну, хорошо. Ты это помни! я тебе припомню, все, все припомню, - говорил регент, стращая чем-то дьячка. но, видя, что угрозой его не проймешь, пустился в нежности. Это подействовало - дьячок выпил.

- Ну вот. Ай да Василь Иваныч! Поцелуй меня, голубчик! Мм, душка! Ведь мы, брат с тобой... псалмопевцы. Так, что ли? А? - говорил регент, ударяя дьячка наотмашь в грудь. - Я, брат, тоже, я тебе скажу, не лыком шит. Ты не гляди на меня, что я так... У меня, брат, жена-то, кто она? Статского советника дочь. Понимаешь?

- Как не понять? Что ж, это не синтаксис, понять нетрудно.

- Ах, женщина, я тебе скажу, - ангел. Не стою я ее, сам чувствую, что не стою. Пятнадцать лет в офицерском чине состою и медаль у себя имею, ну, однако,  все-таки мизинца ее не стою.

В спальне послышалось легкое ворчание.

- Вот, слышишь? Не нравится. Не нравится, что при людях хвалю. Скромна. То есть как скромна,  я тебе скажу, ни на что не похоже. Поверишь ли? Иной раз с глазу на глаз... Известно, что между мужем и женой происходит...

Ворчание в спальне усиливается.

- Иван Степаныч, барыня гневаются, - сказала вдруг вошедшая кухарка.

- Тс! Смирно! Не буду! - шепотом заговорил струсивший регент. Виноват! Оскорбил! Виноват!..

Дьячок стал сбираться домой.

- Василь Иваныч! Куда ж ты? Да ты слушай, душа! - регент отвел его в угол.

- Что слушать? Слушать-то нечего.

- Пойми! За другим пошлю. Сейчас мальчик живым манером сбегает. Тайно, понимаешь? Тайно. Беспокойства никакого. На свои. Вот они брат. - Регент вынул из жилетного кармана рублевую бумажку. - Ты только слушайся меня! Мы, брат, на законном основании... Понял?

Дьячок кивнул головой и положил картуз. Регент ударил его по плечу и плутовски подморгнул.

- Петя! - шептал он в передней,  расталкивая заснувшего дисканта. Петя, стремись! Во мгновение ока. Понял? В Капернаум 6. Действуй!

Через пять минут регент уже наливал дьячку шестую, и тут только вспомнил о басах и тенорах, потому что они, потеряв терпение, стали попрашиваться домой, не имея более сил выносить такого зрелища.

- Подходите! Подходите! Что вы боитесь? - говорил регент, все еще стараясь не уронить себя в глазах подчиненных. Певчие встрепенулись и один за другим стали подходить к столу. Кустодиев взял рюмку, посмотрел, посмотрел в нее на свет и вдруг, точно вспомнив что-то,  разом опрокинул ее себе в рот и закусывать не стал.

- Павел Иванович! А Вы-то что же?

Павел Иванович скромно отказался.

- Отчего ж так?

- Да уж нет-с, Иван Степаныч.

- Полноте! Что вы?

- И-нет, ей-богу-с.

- Ну вот!

- Нет, уж увольте-с. Я зарок дал.

- Давно ли?

- Да уж вот другой месяц.

- Ну, как знаете.

Павел Иванович покраснел и сел на место; остальные певчие стали над ним глумиться. Один из теноров тоже не употреблял,  но по другой причине, которую он объяснил регенту на ухо,  отведя его в сторону. Регент между тем разошелся и уже не обращал никакого внимания на то, что из спальни слышалось довольно явственно приближение домашней бури. И когда второй полуштоф был раздавлен * ,  певчие уже свободно ходили по зале и начали так громко разговаривать, что разговор этот сильно походил на брань. В комнате становилось душно; свеча

__________

*  Техническое выражение (примеч. В.А. Слепцова).

ча нагорела, дым от дьячковой сигары ел глаза. Регент, придерживая дьячка за сюртучную пуговицу, ни к селу ни к городу пояснял ему в десятый раз, что жена его ангел и что не будь ее, он бы совсем погиб. Потом разговор необыкновенно быстро свернули опять на пение, причем дьячок уже стал утверждать, что cis-dur и же-моль в сущности одно и то же *,  что вся штука в воздыхании,  и наконец положительно доказал, что всех этих композиторов давно пора бы гнать по шеям. Несмотря на это, регент еще сходил в переднюю, опять растолкал Петьку и послал его за третьим полуштофом.