Спеши любить - [4]

Это было все равно что получить пощечину.

Итак, меня воспитывала мама. Славная женщина, добрая и милая, – о такой матери мечтает большинство людей. Но она не была и не могла быть образцом для подражания; этот факт плюс разочарование в отце сделали меня изрядным бунтарем в самом нежном возрасте. Впрочем, не то чтобы совсем пропащим. Мы с приятелями тайком удирали из дому по вечерам, пачкали чужие машины и лущили арахис на церковном дворе – но в пятидесятые годы все это были вещи, которые заставляли взрослых качать головами и шептать собственным детям: «Ты ведь не хочешь стать таким, как Картер? Ему прямая дорожка в тюрьму!»

Я. Плохой парень. Который ест арахис на церковном дворе. Вообразите себе.

Короче говоря, мой отец с Хегбертом не ладили, и не только из-за политики. Судя по всему, они знали друг друга давным-давно. Хегберт был лет на двадцать старше отца, до того, как стать священником, он служил у моего деда. Дедушка, хоть он и играл с отцом в футбол, был тем еще мерзавцем. К слову сказать, именно он сколотил семейное состояние, но только не воображайте, что он всю жизнь вкалывал как раб, кропотливо трудился и наблюдал за медленным ростом своего предприятия. Дедушка оказался куда проницательнее. Деньги он заработал простым способом – начал как бутлегер-контрабандист и скопил изрядную сумму во времена «сухого закона», провозя ром с Кубы. Затем он принялся скупать землю и нанимать работников. Он забирал девяносто процентов того, что арендаторы зарабатывали на табаке, а затем при необходимости ссужал им деньги под бессовестный процент. Разумеется, дедушка не настаивал на непременном возврате – он просто прибирал к рукам землю или инструменты, которыми тем посчастливилось обзавестись. Потом, что называется, в приливе вдохновения, он учредил банк. Его единственный конкурент на много миль вокруг внезапно сгорел дотла и так и не сумел оправиться после пожара. Вскоре началась Великая депрессия. Хотя все знали, что случилось на самом деле, но молчали, опасаясь мести, и на то имелись основания. Банк был не единственным строением, где внезапно вспыхнул пожар.

Дедушка драл со своих должников неимоверные проценты и понемногу начал прибирать к рукам все больше земли и собственности по мере того, как должники один за другим оказывались несостоятельными. На пике Великой депрессии он перекупил с десяток предприятий по всему округу, сделав первоначальных владельцев своими подчиненными и выплачивая им жалованье, мизерное, но достаточное для того, чтобы удержать их при себе, поскольку податься беднягам было некуда. Дедушка клялся, что позволит все выкупить обратно, как только экономика стабилизируется. И люди неизменно ему верили.

Впрочем, обещаний он не держал. В итоге дедушка контролировал немалый сектор местной экономики и третировал нижестоящих всеми мыслимыми способами.

Хотелось бы мне поведать вам, что в итоге он умер страшной смертью, но увы. Дедушка скончался в преклонных годах, когда спал с любовницей на яхте близ Каймановых островов. Он пережил двух жен и единственного сына. Неплохой конец для такого типа, как мой дед. Жизнь несправедлива. Если люди и должны что-нибудь усвоить в школе, то именно это.

Итак, вернемся к нашей истории. Как только Хегберт понял, что за негодяй мой дед, он перестал на него работать и сделался священником, а затем вернулся в Бофор и начал служить в той самой церкви, которую мы все посещали. Первые несколько лет он только тем и занимался, что призывал кары небесные на головы корыстолюбцев, поэтому свободного времени у него оставалось немного. Хегберту стукнуло сорок три, когда он женился; в пятьдесят пять родилась дочь, Джейми Салливан. Его супруга, маленькая, худенькая женщина на двадцать лет моложе мужа, до появления Джейми пережила шесть выкидышей. Она умерла от родов, оставив Хегберта вдовцом с дочерью на руках.

Вот, собственно, на чем была основана пьеса.

Люди прекрасно знали историю священника. Ее вспоминали каждый раз, когда Хегберт крестил младенца или отпевал покойника. Именно поэтому, полагаю, все зрители рыдали на представлении рождественской пьесы. Они знали, что в основе лежит нечто реальное, и это придавало «Рождественскому ангелу» особое звучание.

Джейми Салливан училась в одном классе со мной, и ей предстояло играть ангела. Не то чтобы у какой-нибудь другой девушки был шанс. Благодаря этому, разумеется, пьесе предстояло сделаться главным событием года – по крайней мере в представлении мисс Гарбер. Она преподавала у нас сценическое мастерство и буквально сияла от счастья, когда впервые вошла в класс.

Лично я не собирался изучать драматургию – честное слово, не собирался, но выбирать пришлось между ней и органической химией. Я думал, это будут не уроки, а сплошной праздник жизни, особенно по сравнению со вторым вариантом. Ни тетрадок, ни контрольных, ни лабораторных столов; никаких протонов, нейтронов и формул – что может быть лучше для старшеклассника? Я был абсолютно в этом уверен и записался к мисс Гарбер, ничуть не сомневаясь, что на уроках буду дремать. Я любил поздние прогулки и изрядно не высыпался.