Спектакль - [98]

Медсестра стала втирать лавандовое масло в виски и шею тети Бриджит, затем вышла из комнаты. Мама сидела на кровати и держала тетушку за руки, а та закрыла со вздохом глаза.

Натали скрестила руки на груди, чтобы ее перестало колотить. Как долго они еще тут пробудут? Ей нужно рассказать Кристофу. Может, он даже захочет сам прийти и поговорить с тетей Бриджит.

Ее стало трясти еще сильнее, и она крепче обхватила себя руками.

– Боюсь, вынужден попросить вас удалиться, – сказал доктор, кивнув папе. – Бриджит нужен отдых.

Мама поцеловала тетю Бриджит в лоб и попрощалась; Натали и папа сделали то же самое.

Когда они выходили, в комнату вернулась медсестра, держа в руках смирительную рубашку и шприц.

Через час по пути в морг вместе с папой, который был непривычно молчалив, Натали прокручивала в голове все видения, снова и снова, все быстрее с каждым разом, как повторяющийся напев, для успокоения нервов.

Благодаря своим подробным записям она все запомнила наизусть, даже те эпизоды, что были стерты из ее памяти. Две вещи казались ей бессмысленными ранее, но сон тети Бриджит помог соединить кусочки мозаики.

Дважды Темный художник произносил слова, казавшиеся неуместными. Первое: «Да, конечно!» – после того как Агнес умоляла: «Нет». А видения ведь не позволяли Натали слышать никого, кроме самого Темного художника. Зачем добавлять «конечно»? А непосредственно перед своей смертью он сказал: «Да хватит уже».

Кому?

Мадам Резне. Второе – уже точно, а может, и первое, с Агнес, – тоже.

– Я подожду здесь, – сказал папа устало, останавливаясь у ресторана рядом с моргом. Он настоял на том, чтобы пойти с ней. После того как Натали пересказала сон тети Бриджит, родители решили, что она никуда не пойдет – ни в морг, ни в редакцию – в одиночку. («Спину верблюда переломила соломинка», – сказал папа, используя свою любимую присказку.)

Натали не возражала. Она испытала облегчение. Часть ее снова чувствовала себя маленькой девочкой, которая шла за папой, как тогда, в катакомбах, правда, в этот раз вела она, шагая стремительно, уверенно. Другая ее часть знала, что это единственный способ оставаться в безопасности, кроме того что запереться в квартире.

Она поспешила к боковому входу в морг и увидела снаружи Кристофа, оживленно беседовавшего с двумя полицейскими. Он взволнованно размахивал руками – таким она его раньше не видела – и внимательно кивал, когда они говорили. Он выглядел так, будто испытывал те же эмоции, что и она.

Трое мужчин закончили разговор, пока она подходила. Когда Кристоф увидел ее, то побежал к ней с ухмылкой.

– У меня новости! – сказал он.

– У меня – тоже! – Ее сердце чуть не выскакивало из груди.

– Ты первая.

Ее дыхание так участилось, что она с первого раза не смогла ничего выговорить. Она медленно вдохнула и попробовала снова:

– Тетя Бриджит пыталась совершить самоубийство ночью, так что мы пришли сюда прямо из лечебницы. Папа вон там, – сказала она, махнув рукой в сторону ресторана. – У тетушки был сон, ужасный кошмар, в котором Зои Клампер пыталась меня убить.

– Об этом можешь не беспокоиться, – сказал Кристоф, энергично помотав головой.

– Нет, я беспокоюсь! – она пересказала сон и явную догадку, которая осенила ее после этого, жестом остановив его, когда он хотел ее перебить. – Кристоф, она не просто была сообщницей, которая собирала кровь. Она сама – убийца. Я уверена, что мужчина, которого она зарезала во сне, – это Темный художник. Должно быть так. Кто же еще?

– Натали, новость, которую я хотел тебе рассказать…

– Единственное, что не имеет смысла, – это рукопожатие, – продолжала она, потерев висок. – Зачем мне пожимать ее руку? Если только это не символизирует тот день, когда я упала в обморок в морге, а она протянула руку, чтобы помочь мне подняться…

– Мы думаем, что поймали человека, убившего Темного художника. А Зои Клампер, возможно, мертва.

Кровь. Вся кровь. Каждая капля в теле Натали будто вытекла из тела прочь, на тротуар, на улицы Парижа.

– Что… что насчет тетиного сна? Знаю, что она из-за этого как раз в лечебнице, но она права; я чувствую это всей душой. Она ничего не знала о Темном художнике или Зои Клампер. Она полностью отрезана от мира.

– Я не знаю. – Кристоф сел на скамейку и жестом пригласил ее сесть рядом. – Мужчина, который взял на себя ответственность, Раймон Бланшар, сегодня сдался. Он сознался в написании письма, в приложении фрагмента шелкового шейного платка, во всем. Он убил Темного художника не из чувства справедливости, а, скорее, из-за неразделенной любви к Зои Клампер.

– Он любил ее?

– Видимо, – сказал Кристоф и стал активно жестикулировать. – Бланшар увидел его повозку и последовал за ним к Сене той ночью; пока он его догнал пешком, тело уже было брошено в реку. По крайней мере, так он заявляет. Стычка была из-за Зои; они боролись, и… Ты знаешь, чем закончилось.

– Знаю и не знаю. Я не понимаю, чему верить. – Натали зажмурилась, а потом снова открыла глаза: – Что он сказал об убийстве мадам Резни?

– Что он застрелил ее и закопал в неглубокой могиле. Он рассказал нам, где найти тело – на кладбище. Полиция сейчас на пути туда, – Кристоф поднял палец. – Чуть не забыл: он сказал, что Зои Клампер – не настоящее ее имя, но больше он ничего не знает.