Специальные команды Эйхмана. Карательные операции СС. 1939–1945 - [36]

Когда он закончил свой пространный рассказ, я спросил его: «Неужели вы настолько зависели от рекомендаций представителей армии, что рапорт того офицера в Берлин мог бы действительно привести к вашей отставке, как он угрожал?»

Олендорф ответил уверенно: «Конечно да».

И этим Олендорф взорвал всю собственноручно построенную систему защиты. Если ему действительно внушала отвращение мысль отдавать приказы о расстрелах безоружных людей, ему следовало попросту отказаться взаимодействовать с армией, и он сразу же оказался бы на пути домой за новым назначением. Но этот высокомерный офицер предпочел быть униженным представителями армии, но не покинуть желанного поста командира эйнзатцгруппы D, которая достигла впечатляющих успехов, уничтожив 90 тысяч человек. Его больше интересовало мнение о себе со стороны своего друга и начальника Адольфа Эйхмана, который несколько раз приезжал к нему, чем заботы о жизни и смерти невинных людей.

Пытаясь оправдать себя за убийства детей, которые, став взрослыми, могли бы отомстить своим палачам, Олендорф заявил, что в этом смысле и страны-союзницы являются виновными, так как в результате ударов союзной авиации погибло большое количество немецких детей. На такой аргумент Хит заметил: «Вы пытаетесь приравнять морально летчика бомбардировщика, который сбрасывает бомбы, надеясь, что они не попадут в детей, и себя, который намеренно их расстреливал? Это, по-вашему, честно с точки зрения морали?»

Олендорф не стал уклоняться от ответа: «Самолеты систематически бомбили плотно застроенный город, метр за метром, используя зажигательные и фугасные бомбы, а потом снова фосфорные бомбы, и так дом за домом. Я видел в Дрездене нечто подобное на площадях, где ютились беженцы. И эти люди, как вы говорите, надеялись не нанести вреда гражданскому населению и детям».

В этом пункте Хит потерпел поражение.

«Я признаю, что в ваших словах может быть правда, хотя я никогда не видел этого». Но он подчеркнул, что Олендорф затронул лишь часть общей мрачной картины. «Не приходило ли вам в голову, что, когда ваш вермахт без всякого повода вошел в Польшу и когда вы вторглись в Норвегию и в Нидерланды, когда вы разгромили Францию, а затем разрушили Белград в Югославии и покорили Грецию, когда вы подмяли под себя Румынию, Болгарию, а затем пытались уничтожить Россию, люди, решившиеся выступить против вашей тирании, находятся на более высокой ступени морали, чем вы? Даже когда им, для того чтобы покончить с вашим господством, приходится совершать такие же ужасные поступки, которые первыми начали совершать вы? Ответьте на этот вопрос, пожалуйста».

Олендорф не стал медлить с ответом: «Поймите, что я смотрю на события военных действий, о которых вы упомянули, с других позиций, не так, как вы».

В этом и заключалась главная проблема Олендорфа и тех, кого он защищал: он и другие офицеры СС смотрели на мир не так, как остальное человечество. Олендорф отказывался признавать, что авиация бомбила города, в пределах которых располагались заводы по производству боеприпасов, другие предприятия, железнодорожные станции, телеграф и почта. И целью летчиков было разрушить все эти объекты, чтобы сокрушить военную мощь врага. Конечно, при выполнении такого рода операций неизбежно случается, что гражданские лица гибнут так же, как и военные. (Союзная, прежде всего английская, авиация целенаправленно бомбила именно гражданские объекты, исторические города, жилые кварталы – с целью подавить способность немцев к сопротивлению. И эта цель была главной, а уже на втором плане – промышленные и военные объекты, которые тем более были лучше защищены. – Ред.) Это тяжелый, но неизбежный итог вооруженной борьбы. Но при этом гражданские лица не являются целями, на которые направлены удары (именно они и были целями – например, в Дрездене. – Ред.). Допустим, бомба, нацеленная на железнодорожные пути, попала в дом, расположенный по соседству, и в том доме погибли люди. Это абсолютно разные вещи, как фактически, так и с точки зрения закона, по сравнению с тем, когда вооруженные силы маршируют вдоль тех самых железнодорожных путей и попутно входят в те самые дома, вытаскивают оттуда мужчин, женщин и детей, принадлежащих к определенной расе, и расстреливают их.

Олендорф презрительно заметил, что всякий, кто использовал атомную бомбу, обязательно виновен в убийствах беззащитных гражданских лиц (хороший ответ. Хиросима и Нагасаки – типичные акты устрашения. – Ред.).

«Тот факт, что отдельным людям приходилось, стоя лицом к лицу, убивать представителей гражданского населения, считается особенно ужасным и выглядит особенно отвратительным, потому что в приказе военные получили четкие указания убить этих людей. Я не могу дать моральную оценку этому факту, как и факту того, что было признано возможным совершать такие поступки, когда простым нажатием кнопки можно было убить гораздо большее количество гражданских лиц: мужчин, женщин и детей. Я не могу даже выставить этих людей на суд будущих поколений и сравнить их действия с действиями конкретных людей, которые, руководствуясь такими же целями войны, были вынуждены расстреливать конкретных людей. Я считаю, что придет время, когда эти моральные преграды в достижении целей войны вовсе исчезнут…»