Спасти ребенка - [2]

Звали это дитя Тнен-Ку. Это была двенадцатилетняя девочка, родители которой погибли от несчастного случая во время рыбной ловли. Сейчас ребенок жил при миссионерском пункте организации под присмотром своего дяди, и одновременно местного шамана, которого звали Гока-Пон.

На потрескавшемся черно-белом снимке размерами три на пять дюймов была изображена эта самая Тнен-Ку — исхудавшая, явно еще несозревшая девочка. У нее были длинные прямые темные волосы, большие и еще более темные миндалевидные глаза, острые, словно грани хрусталя, скулы и пухлые губы, отчего создавалось впечатление, что ребенок криво ухмыляется уголками рта. Одета она была в простенькую, сшитую из единого куска ткани юбку до колен — и больше ничего. Ее едва начавшие оформляться груди походили на крохотные загорелые конусы, но было во всем ее облике нечто странное, почти завораживающе-леденящее, что сразу же бросилось в глаза Расселу, когда он впервые взглянул на снимок.

Испытывая некое подобие спровоцированного любопытства, Рассел скользнул взглядом по строкам письма.

«Дорогой второй папа Рассел!

Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты согласился стать моим вторым папой. Те американские деньги, которые ты прислал, позволят мне не всегда жить в миссии. Ты сделал мою жизнь счастливой.

Тнен-Ку».

Миззи письмо разочаровало в первую очередь потому, что Рассела в ней упомянули, а про нее забыли, хотя это была целиком ее идея, а отнюдь не его!

Рассел Саузерз принялся успокаивать жену, начал говорить, что это, наверное, такая традиция у них на острове — обращаться только к мужской половине семейства, и что едва ли стоило ожидать от жителей Тробриандских островов, чтобы они вели себя с такой же учтивостью, как население северного предместья Нью-Джерси. Подобная тактика оказалась весьма эффективной и потому совсем скоро «удочеренная» Тнен-Ку стала едва ли не главной темой разговоров и объектом гордости Миззи во время светских мероприятий и партий в бридж. Более того, теперь женщина повсюду носила в своей сумочке фотографию девочки, так что буквально каждый ее знакомый имел возможность взглянуть, как выглядит ее новообретенное чадо.

Даже Рассел, хотя он и считал подобное поведение жены чуточку странным, воздерживался от каких-либо комментариев. После тринадцати лет супружеской жизни он пришел к твердой убежденности по крайней мере в том, что избыток терпимости не только никогда не вредил, но даже был во многом желательным компонентом в его взаимоотношениях с женой, и потому старался как можно чаще уступать Миззи, поскольку замечал, что это делает ее по-настоящему счастливой. При этом он также подметил, что особую радость жене доставляют именно мелочи, хотя бы вроде этой, а потому стоило ли сожалеть о каких-то пятнадцати долларах, если они способны наполнять жизнь женщины таким блаженством?

Так или иначе, но он ежемесячно отправлял на счет фонда «Спасти ребенка» чек на положенную сумму, а примерно раз в три месяца супруги получали с далеких островов коротенькое, даже в чем-то обезличенное письмо от их маленькой жительницы с завораживающе-серьезными и невероятно темными глазами.

«Дорогой второй папа Рассел!

Я еще раз хочу сказать тебе большое спасибо за твои американские доллары. Может быть, я теперь никогда больше не вернусь в миссию. Я очень счастлива.

Тнен-Ку».

Пожалуй, самым досадным во всех письмах этой девочки было то, что они очень походили друг на друга, и если сам Рассел был склонен довольно спокойно относиться к этому, Миззи определенно чувствовала себя задетой.

— Знаешь, Рассел, — сказала однажды жена, пребывая явно не в настроении, когда они оба сидели в кровати и читали, — мне что-то начала надоедать эта наша маленькая забава.

— Какая маленькая забава, милая? — машинально отозвался Рассел. Он уже дошел до середины «Злодеяний Манхейста» — последнего шпионского триллера про нацистов, которому даже была посвящена отдельная статья в литературном обозрении «Таймс», — хотя его, в общем-то, не особо удивила и отвлекла от чтения очередная несвоевременная и не вполне последовательная ремарка жены, ибо он давно уже понял, что Миззи и логика — понятия трудно совместимые.

— Ну, эта наша приемная дочь… — проговорила она с некоторым раздражением в голосе, словно Рассел и сам должен был догадаться, что именно терзает ее душу.

— Ты имеешь в виду Тнен-Ку? Но почему? Что случилось? — Рассел отложил книгу (он как раз прочитал довольно незамысловатую главу, в которой попавший впросак, хотя в общем-то достаточно толковый главный герой, как водится, находит себе стандартную смазливую помощницу), и посмотрел на жену.

— Ну, — продолжала Миззи, — я, конечно, понимаю — очень хорошо быть своего рода приемными родителями и все такое, и я должна бы гордиться тем, что помогаю бедному несчастному ребенку, и все же…

— Все же что? — спросил Рассел. — Что, стало надоедать, да?

— Ну, что-то в этом роде. И потом, эти ее письма — если их вообще можно назвать письмами… Они такие скучные. Никогда не напишет ничего интересного или хотя бы чуточку приятного… У меня даже складывается ощущение, что нами с тобой просто пользуются.