Спаситель и сын. Сезон 4 - [48]

– Привезли парня, которого я вытащил. Вы ведь помните, да?

– Да, вы успели вовремя.

– Он ненормальный. Они должны были держать его в больнице. Теперь он опять в тюрьме и снова возьмется за свое. Потому что и другие возьмутся тоже.

– Другие тоже?

– Да, возьмутся его доводить.

– Значит, он козел отпущения?

Соло пожал плечами, покачал головой – он такого выражения не знал.

– Нет, он не козел. Он вообще-то мартиниканец.

– Как я?

– Да, но только в белом варианте, – усмехнулся Соло. – Он белее всех белых вместе взятых.

Спасителю стало нехорошо.

– Альбинос? – предположил он.

– Альбинос? А про людей разве так говорят? Это же про кроликов.

И Соло принялся напевать песенку, которую поют ребятишки в детском саду:

Кролик альбинос,

Сунь в карету нос,

Ты у нас король,

Сесть на трон изволь.

Заметив, что Спаситель сидит перед ним как каменный, он спросил:

– Все в порядке?

– Да-да, – ожил Спаситель. – Значит, он альбинос, и он с Мартиники.

Стало быть, Гюг Турвиль, его шурин, пытался покончить с собой в тюрьме в Саране.

– А чем он остальным насолил?

– Насолил? – скривился Соло. Честное слово, очень странная манера выражаться у его психолога.

– Чем он им не нравится, если они его доводят? – пояснил Спаситель.

– Парни на него напали, потому что петухов не любят.

Теперь Спаситель не понял Соло.

– Петух – это кто?

– Кто мальчишек насилует.

– Но…

Спаситель открыл рот, чтобы сказать, что это уж никак не про Гюга, но вовремя спохватился. Психологическая консультация – одно, а его личная жизнь – другое. Он кашлянул.

– Так-так-так. И значит, по этой причине его довели до самоубийства?

– Не только. Я же тебе сказал, бедный парень не в себе. Он все время сказки рассказывает, говорит, что может убивать на расстоянии, а у нас есть и еще антильцы, и они говорят, что у них там на самом деле есть такое колдовство.

– Вуду?

– Ага, наверное. В общем, они этого вуду решили загнать в угол. А теперь, представь себе, начальство не нашло ничего лучшего, как отправить его в камеру к двум другим, которые тоже пытались самоубиться. А делать-то надо совсем наоборот. Его надо в одиночке держать. И на прогулку выводить, когда во дворе никого. Сторожить надо. Я тебе все объясню: во дворе есть мертвый угол, там охране не видно, что парни делают. А они отжимают туда кого приглядели, и дело тогда табак. Я предупредил шефа, а он послал меня куда подальше. Им плевать на бедолагу. А если он самоубьется и статистику им испортит, мне же по башке и настучат. Никакой справедливости, брат, на свете. – И с трогательным простодушием Соло заключил: – Обиднее всего, что Темная сторона Силы побеждает.

– Да, ты еще не всемогущ, о юный падаван, – отозвался Спаситель голосом мастера Йоды и непринужденно добавил: – Но честняги склоняют чашу весов в сторону добра.

Соло задумался, скрестив на груди руки и вытянув ноги.

– У тебя, наверно, есть какие-то особые очки, – наконец сказал он. – Люди видят мир не так, как ты.

Соло ушел, а Спаситель застыл в дверях кабинета, словно перегораживал кому-то путь, не желая впустить к себе в дом. Он не пускал Гюга Турвиля.

Гюг был еще подростком, когда Спаситель женился на его сестре Изабель. В то время Спаситель считал, что отношение к нему Гюга глупое и предвзято расистское. Но все было гораздо сложнее. Гюг нес на себе груз наследственности. А наследственность в этой семье была тяжелой, все страдали психической неуравновешенностью. Изабель сломила депрессия, Гюг сдался паранойе. Свою роль сыграло и рабовладельческое прошлое, оно пробудило в нем палача. Выворачивая былое наизнанку, он видел в жертвах насильников. Это они, негры, преследуют его, это Спаситель навел порчу на его семью.

На любом семейном празднике Гюг, видя Спасителя, переполнялся ненавистью, она сочилась из его бледных глаз с седыми ресницами. Разительным был и его контраст с шурином: рядом со Спасителем он выглядел карикатурой, и, если вдруг кто-то подшучивал на этот счет, Гюга охватывала дикая ярость.

После самоубийства сестры он стал распространять о Спасителе лживые слухи: якобы он, как все антильцы, изменял жене и бил ее. Он обвинял шурина в том, что тот испортил тормоза машины, в которой разбилась Изабель. Спаситель долгое время думал, что именно из-за Гюга Турвиля он расстался с родной Мартиникой и был вынужден начать новую жизнь здесь, в Орлеане. Но и это было сложнее. Он сам убегал от призраков прошлого. А прошлое за ним охотилось. «Память, память, охотничий рог…»

Вечером за ужином Спаситель, заблудившись в тумане собственных мыслей, не заметил, до чего мрачен сидевший напротив него Габен. В девять часов Луиза позвонила у садовой калитки. Она вошла с улицы розовая, свежая и с порога крикнула:

– Эй! Ну и духота! Вы когда-нибудь тут проветриваете?

На нее уставились три пары глаз. И она вдруг почувствовала себя посторонней. «Дом мальчишек» – так она окрестила про себя дом № 12 на улице Мюрлен.

– Какие новости о Жово? – спросила она.

– Только что говорил по телефону с врачом, все неплохо, – отозвался Спаситель. – Жизненные функции восстановились. Жово уже может проглотить несколько ложек бульона и пытается говорить. Словом, – прибавил он, думая о выброшенных алмазах, – нам от него никуда не деться.