Спасите наши души - [9]

И в эту ночь, и в эту смерть, и в эту смуту,

Когда сбылись все предсказания на славу,

Толпа нашла бы подходящую минуту,

Чтоб учинить свою привычную расправу.

Без устали безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —

Во все века сжигали люди на кострах.

Конец простой – хоть не обычный, но досадный:

Какой-то грек нашел Кассандрину обитель, —

И начал пользоваться ей не как Кассандрой,

А как простой и ненасытный победитель.

Без умолку безумная девица

Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»

Но ясновидцев – впрочем, как и очевидцев —

Во все века сжигали люди на кострах.

1967

Случай на шахте

Сидели пили вразнобой

«Мадеру», «старку», «зверобой» —

И вдруг нас всех зовут в забой, до одного:

У нас – стахановец, гагановец,

Загладовец, – и надо ведь,

Чтоб завалило именно его.

Он – в прошлом младший офицер,

Его нам ставили в пример,

Он был как юный пионер – всегда готов, —

И вот он прямо с корабля

Пришел стране давать угля, —

А вот сегодня – наломал, как видно, дров.

Спустились в штрек, и бывший зэк —

Большого риска человек —

Сказал: «Беда для нас для всех, для всех одна.

Вот раскопаем – он опять

Начнет три нормы выполнять,

Начнет стране угля давать – и нам хана.

Так что, вы, братцы, – не стараться,

А поработаем с прохладцей —

Один за всех и все за одного».

…Служил он в Таллине при Сталине —

Теперь лежит заваленный, —

Нам жаль по-человечески его…

1967

Аисты

Небо этого дня —

ясное,

Но теперь в нем – броня

лязгает.

А по нашей земле —

гул стоит,

И деревья в смоле —

грустно им.

Дым и пепел встают

как кресты,

Гнезд по крышам не вьют

аисты.

Колос – в цвет янтаря, —

успеем ли?

Нет! Выходит, мы зря

сеяли.

Что ж там, цветом в янтарь,

светится?

Это в поле пожар

мечется.

Разбрелись все от бед

в стороны…

Певчих птиц больше нет —

во́роны!

И деревья в пыли

к осени.

Те, что песни могли, —

бросили.

И любовь не для нас, —

верно ведь,

Что нужнее сейчас

ненависть?

Дым и пепел встают

как кресты,

Гнезд по крышам не вьют

аисты.

Лес шумит, как всегда,

кронами,

А земля и вода —

стонами.

Но нельзя без чудес —

аукает

Довоенными лес

звуками.

Побрели все от бед

на восток,

Певчих птиц больше нет,

нет аистов.

Воздух звуки хранит

разные,

Но теперь в нем – гремит,

лязгает.

Даже цокот копыт —

топотом,

Если кто закричит —

шепотом.

Побрели все от бед

на восток, —

И над крышами нет

аистов…

1967

Лукоморья больше нет >Антисказка

Лукоморья больше нет,

От дубов простыл и след, —

Дуб годится на паркет —

так ведь нет:

Выходили из избы

Здоровенные жлобы —

Порубили все дубы

на гробы.

Ты уймись, уймись, тоска,

У меня в груди!

Это – только присказка,

Сказка – впереди.

Распрекрасно жить в домах

На куриных на ногах,

Но явился всем на страх

вертопрах, —

Добрый молодец он был —

Бабку Ведьму подпоил,

Ратный подвиг совершил,

дом спалил.

Тридцать три богатыря

Порешили, что зазря

Берегли они царя

и моря, —

Кажный взял себе надел —

Кур завел – и в ём сидел,

Охраняя свой удел

не у дел.

Ободрав зеленый дуб,

Дядька ихний сделал сруб,

С окружающими туп

стал и груб, —

И ругался день-деньской

Бывший дядька их морской,

Хоть имел участок свой

под Москвой.

Здесь и вправду ходит Кот, —

Как направо – так поет,

Как налево – так загнет

анекдот, —

Но, ученый сукин сын,

Цепь златую снес в торгсин

И на выручку – один —

в магазин.

Как-то раз за божий дар

Получил он гонорар, —

В Лукоморье перегар —

на гектар!

Но хватил его удар, —

Чтоб избегнуть божьих кар,

Кот диктует про татар

мемуар.

И Русалка – вот дела! —

Честь недолго берегла —

И однажды, как смогла,

родила, —

Тридцать три же мужука

Не желают знать сынка, —

Пусть считается пока —

сын полка.

Как-то раз один Колдун —

Врун, болтун и хохотун —

Предложил ей как знаток

дамских струн:

Мол, Русалка, всё пойму

И с дитем тебя возьму, —

И пошла она к ему

как в тюрьму.

Бородатый Черномор —

Лукоморский первый вор —

Он давно Людмилу спер, —

ох, хитер!

Ловко пользуется, тать,

Тем, что может он летать:

Зазеваешься – он хвать! —

и тикать.

А коверный самолет

Сдан в музей в запрошлый год —

Любознательный народ

так и прет!

Без опаски старый хрыч

Баб ворует, хнычь не хнычь, —

Ох, скорей ему накличь

паралич!

Нету мочи, нету сил, —

Леший как-то недопил —

Лешачиху свою бил

и вопил:

«Дай рубля, прибью а то, —

Я добытчик али кто?!

А не дашь – тады пропью

долото!»

«Я ли ягод не носил?! —

Снова Леший голосил. —

А коры по скольку кил

приносил!

Надрывался – издаля,

Всё твоей забавы для, —

Ты ж жалеешь мне рубля —

ах ты тля!»

И невиданных зверей,

Дичи всякой – нету ей:

Понаехало за ей

егерей…

В общем, значит, не секрет:

Лукоморья больше нет, —

Всё, про что писал поэт,

это – бред.

Ты уймись, уймись, тоска, —

Душу мне не рань!

Раз уж это присказка —

Значит, сказка – дрянь.

1967

Сказка о несчастных сказочных персонажах

На краю края земли, где небо ясное

Как бы вроде даже сходит за кордон,

На горе стояло здание ужасное,

Издаля напоминавшее ООН.

Всё сверкает как зарница —

Красота, – но только вот

В этом здании царица

В заточении живет.

И Кощей Бессмертный грубую животную

Это здание поставил охранять, —

Но по-своему несчастное и кроткое,

Может, было то животное – как знать!

От большой тоски по маме

Вечно чудище в слезах, —

Ведь оно с семью главами,

О пятнадцати глазах.

Сам Кощей (он мог бы раньше – врукопашную)

От любви к царице высох и увял —

Стал по-своему несчастным старикашкою, —