Спасение Ронана - [4]
Толпа подалась вперед и внезапно затихла в ожидании, а затем барабанный бой достиг крещендо и резко оборвался. Дверца клетки распахнулась, и ленкаты мощным потоком вырвались на свободу. Однородная, коричневая как дерьмо, волна разрушения понеслась по песку.
В одно мгновение дальний конец арены был полон перепуганных животных, а в следующее его уже усеивали дрожащие куски влажно поблескивающего мяса. Наконец пять ленкатов, утолив жажду убийства, стали насыщаться.
Однако шестой, самый маленький, оказался слишком медлительным, чтобы застолбить за собой хоть один труп. Шныряя вокруг и рыча на остальных, он отчаянно нуждался в том, чтобы поохотиться на кого-то еще, нанести удары и услышать предсмертные вопли, вырвать жизнь из какого-нибудь несчастного существа, а потом насытиться его плотью. И в этот самый момент из-за клетки в другом конце арены как раз выступил низкорослый бурый осел.
Ленкат так рванулся вперед, будто ему кто-то в задний проход пригоршню мулампоса сунул. Он пронесся по песку и вытянулся в длинном прыжке, завершение которого ожидалось на спине бурого осла… но в последний момент осел упал на землю и перекатился на спину, и когда ленкат над ним пролетал, он ударил копытами и щелкнул зубами. Ленкат зашипел от боли, когда острые зубы осла перерубили сухожилия на его левой задней ноге. Рухнув на землю в фонтане песка, он покатился по арене, а потом замер спутанной меховой грудой у подножия подиума. Там, взревев от боли и ярости, он с трудом встал и развернулся для новой атаки, но тут же, пораженный увиденным, опять застыл на месте. Осел неистово семенил ему навстречу, копытца вовсю взбивали песок, и прежде чем ленкат смог двинуться, травоядный ударил снова. Его зубы прорвали толстую шерсть и мускулистую плоть на шее хищника, перерубая артерии. Желтая кровь ударила фонтаном, широкой дугой расплескиваясь по беломраморному подиуму. Затем струя постепенно утихла, и ленкат замер безжизненной грудой меха у стены.
Какое-то мгновение было слышно, как падает булавка. Причем даже не металлическая, а пластиковая булавка, которая падает на пуховую постель в камере с войлочными стенами в нескольких километрах от стадиона. А затем девяносто девять процентов публики Калазея взорвались диким восторгом, от всей души радуясь и вопя. Те же, кто не взорвался, в ужасе глазели на все еще подрагивающий труп ленката, прежде чем перевести взгляды на пьяного шибздика, который прыгал как мячик и выкрикивал радостные приветствия победоносному ослу. Что было весьма подозрительно. Похоже, они друг друга знали.
– Ура, Котик! Ты молоток! – вопил шибздик, размахивая толстой пачкой купюр. – Просто класс! Только глянь, какой у нас навар! Здорово мы этих мудозвонов обчистили!
Осел тем временем нервно поглядывал в другой конец арены, где пятерка ленкатов прожорливо подъедала оставшиеся кусочки мяса.
– Гм, Тарл… пожалуй, неплохо бы свалить, – пробормотал он. – Прямо сейчас! Если тебе все равно, то давай.
– Ага. Гм… да, конечно. – Пьяный шибздик по имени Тарл вдруг понял, что некоторые из «мудозвонов» смотрят на него с явным раздражением. От них уже слышался глухой ропот недовольства.
– Это подстава! – проворчал кто-то.
– Нас ограбили! – буркнул кто-то еще. Невысокий, но предельно мускулистый воин вытащил меч и дал Тарлу его понюхать.
– Чуешь, чем пахнет? – прорычал он. – Верни мне деньги. Не то пожалеешь.
Тарл бросил на него туманный взгляд, после чего быстро сунул пачку денег под куртку. Протянув руку вниз, он взял со скамьи полупустую бутылку красного вина, сделал большой глоток, а затем пьяно ухмыльнулся воину.
– Клят тебе в ухо, сопля, – радостно ответил он.
Лицо воина побагровело от гнева. Рыча, он замахнулся мечом для убийственного удара. Тарл на долю секунды как-то странно замерцал, а потом внезапно исчез, и на его месте оказалась большая и очень твердая железная наковальня. Меч с громким звоном от нее отскочил. Бешено матерясь, воин схватился за руку, которую только что словно бы ломовая лошадь лягнула.
Внизу, на арене, осел плотно закрыл глаза, словно бы с нетерпением чего-то ожидая. Затем он приоткрыл один глаз, огляделся и был явно возмущен тем, что он все еще в Калазее.
– Нечего сказать, славный побег, – пробормотал он себе под нос. – Вот ведь мудак! Мне следовало знать, что ты опять обосрешься!
В дальнем конце арены пять ленкатов препирались над последним куском козлиного трупа. Когда этот кусок исчез в пасти самого крупного, остальные стали оглядываться по сторонам, выискивая, чем бы еще подкормиться. Все как один заметили осла и с дружным ревом бросились к нему.
Осел застыл в стоическом ожидании. Он знал, что может справиться с одним ленкатом, но биться сразу с пятью было равносильно попытке остановить большую и очень мощную мясорубку, сунув туда голову. Впрочем, выбора у него не оставалось. Побег отпадал – бежать было просто некуда. Взлететь в небо или зарыться глубоко в песок было бы вполне возможно, имей он крылья или мощные лапы, и осел снова столкнулся лицом к лицу с тем извечным фактом, что в нормальной, повседневной жизни от копыт на самом-то деле почти что ни клята толку. А посему он просто стоял и ждал.
