Спасенье огненное - [17]

Каждое утро шаман подползал к пологу, закрывавшему вход. Выглядывал наружу и с надеждой глядел на небо. Зима в том году пришла рано. Ударили крепкие морозы, река стала. Один из воинов по приказу шамана зажег костер на сигнальной горе, и тот костер горел днем и ночью. Стороже вые менялись, а таскать валежник шаман посылал Эльдэнэ. Беспокойство шамана росло с каждым днем. Иногда он велел вытаскивать себя на сигнальную гору и долго вглядывался в снежные дали верховьев реки. Он явно кого-то ждал. И те, кого он ждал, наконец, показались.

Сани летели по гладкой заледеневшей реке. Одни… другие… еще пара… Костер был замечен. Шаман кубарем скатился с сигнальной горы, а в землянку был доставлен волоком тем же Эльдэнэ. Там шаман повелел ему убираться и упал ничком на меховой ковер. Эльдэнэ скользнул за меховой полог и нырнул в зево подземного хода.

В землянку, согнувшись, стремительно зашел, как нырнул, высоченный мужик в тулупе. Хоть он и снял шапку, землянка была ему по росту мала, он вообще заполнил ее всю своим громадным телом. И сомневаться было нечего: новгородец. Шаман, как ни странно, привскочил и весь ожил. Пришедший рас пахнул тулуп. И в полумраке землянки Эльдэнэ разглядел, что он весь был увешан плоскими кожаными кошелями. Шаман протянул трясущиеся руки к этим кошелям, но мужик руки отвел, развернул кожаный же мешок чуть не с его, шамана, рост.

Мгновенно развернувшись, шаман нырнул за полог и начал одно за другим подавать новгородцу серебряные блюда. Тот каждое взвешивал на руке и кидал в мешок, а шаману отдавал небольшую круглую палочку. Когда мешок был набит и тщательно завязан, пришедший отцепил несколько кошелей по счету палочек, отдал шаману. И вышел.

Шаман ухватил кошели, утащил их за полог и возился там, видимо, тщательно запрятывая. Выполз на коленях, развязал кошель и начал… жадно пить из него. Сделал несколько глот ков, перевел дыхание, глотнул еще. Завязал кошель самым старательным образом и спрятал за полог. Эльдэнэ моргать забыл, глядя на невиданный торг. Так вот как уходит серебро в Новгород! Вот за это, за то, что шаман сейчас так жадно пьет! Похоже, это и есть горящая вода. И она столь мила шаману, что он жить без нее не может. Отдает серебро. За пяток кошелей – мешок серебра! Вот это товарец! И доставляют этот товарец именно новгородцы.

Горящая вода произвела на шамана самое живительное действие. Он выпрямился, лицо его разгладилось, он покружился в тесном своем жилище, что-то радостно бормоча.

В землянку заглянул еще один из приезжих, ростом пониже. Если первый не обменялся с шаманом ни единым словом (тут понимали без слов), этот сколько-то знал вогульскую речь, и раз говор шел уже совсем о другом. Асыку звали выехать к старым солонцам. Где это и зачем туда ехать Асыке? Ответа Эльдэнэ не слышал, но тон беседы был самый мирный, да и велась она, видно, не первый раз, тут было только подтверждение. Мол, о чем раньше договаривались, вот оно будет там, возле солонцов.

По уходе переговорщика шаман свалился на меха и заснул. Эльдэнэ выполз из-за завеси. Что-то беспокоило его, но он и сам не мог понять, что. Да, вот что, точно! Запах! Резкий, совершенно не знакомый ему запах, перебивающий звериную вонь шкур в жилище шамана. Он выглянул из землянки. Поблизости никого не было. Он подполз к спящему шаману и принюхался. Вонь, несомненно, исходила от шамана. Значит, это запах неведомой горящей воды. Что за зелье такое изобрели новгородцы?!

Внезапно запнувшись, Эльдэнэ нагнулся. В полумраке землянки тускло мелькнуло большое узорчатое серебряное блюдо. Видимо, шаман выронил его, когда укладывал серебро в мешки новгородца. Эльдэнэ поднял блюдо. Неведомый мастер с замечательной живостью изобразил на нем сцену охоты. Яростный лев бросается на всадника, тот в могучем развороте стреляет прямо в морду зверя из мощного, двумя дугами выгнутого лука. Как завороженный, любовался Эльдэнэ на зверя невиданного и на диковинного всадника. Неведомый человек каких-то дальних земель. Но что-то кажется ему, Эльдэнэ, хорошо знакомым… А что тут можно увидеть знакомого? Так ничего и не поняв, Эльдэнэ спрятал блюдо в своей норе. А шаман пропажи и не хватился.

Всю зиму Эльдэнэ торчал возле шамана. Тот бдительно охранял свое сокровище и пил только в одиночестве. Велел Эльдэнэ притаскивать воды в горшке, разводил принесенный гостем напиток, каждая капля которого почиталась им за драгоценность.

Между тем в лесном поселении кипела бурная зимняя жизнь. Настала пора охоты, и почти все воины с утра уходили на промысел. Стало ясно, почему косатый так стремился занять место у реки. Лесной народец стал подтягиваться к реке, устанавливать походные чумы и вывешивать на вкопанных еще летом шестах шкурку за хвост. Совершенно очевидно, что это был заметный издали сигнал торговцам, которые явиться не замедлили.

Бессчетных в лесу не было, и за проход к реке, и за место чума следовало отдать владельцам земли неплохую, видимо, плату. Поэтому все знаемые тропки были под приглядом, весь лесной народец мужеска полу, включая малых детей, был занят по горло. Что уж тут кому доставалось, Эльдэнэ было сложно судить, но косатый, судя по всему, не оставался внакладе. В землянку шамана он не заходил, зимой было не до праздников. Свою любимую супругу он, по-видимому, обвесил бусами и ожерельями из монет, потому что все женщины селенья постоянно туда бегали глядеть.