Спасая Амели - [2]

Авторам четырех самых интересных книг, которые значительным образом помогли мне в написании романа: Уильяму Л. Ширеру («Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента». Berlin Diary: The Journal of a Foreign Correspondent, 1934–1941); Хелене Вэдди («Обераммергау в эпоху нацистов: судьба католической деревни в гитлеровской Германии». Oberammergau in the Nazi Era: The Fate of a Catholic Village in Hitler’s Germany); Эрику Метаксасу («Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего рейха». Bonhoeffer: Pastor, Martyr, Prophet, Spy) и Майклу Ван Дайку («Радикальная честность: история Дитриха Бонхёффера». Radical Integrity: The Story of Dietrich Bonhoeffer).

Очень хочется поблагодарить тех, кто пережил или помогал другим пережить холокост и продолжает рассказывать об этом, чтобы подобное никогда не повторилось. Невозможно подыскать достойные слова благодарности. Но я никогда вас не забуду. Обещаю.

И спасибо тебе, дядя Вилбур, за то, что напоминал мне: надежный способ узнать, действую ли я по воле Господа, – это спросить себя: «Приносит ли работа мне радость? Не гнетет ли бремя? Легок ли груз?»

Написание этой книги научило меня, что степень радости зависит от силы духа и следования Слову Божьему, особенно когда во время исследования начинаешь плакать.

Часть I Август 1939 года

1

Рейчел Крамер швырнула льняную салфетку поверх утренней газеты с кричащим заголовком: «Ученый из лаборатории в Колд-Спринг-Харборе вступил в сговор с Гитлером». Взглянув на отца, вошедшего в совмещенную с кухней столовую, девушка попыталась невинно улыбнуться.

– Можешь не прятать! – Его покрасневшие глаза, в которых читался мягкий укор, открыто взглянули на Рейчел. Отец устроился на своем месте во главе полированного массивного стола красного дерева. – Мне уже звонили из Института.

Рейчел посмотрела на бесстрастное лицо слуги, наливавшего ее отцу кофе, и лишь потом осторожно сказала:

– Разумеется, это неправда.

– Сговор с фюрером? Ты веришь бредням этого писаки Янга? – усмехнулся он. – Брось, Рейчел… – Отец рывком достал салфетку из кольца. – Ты же меня знаешь.

– Разумеется, папа. Но я должна понять…

– Именно поэтому нам необходимо уехать. Сама увидишь: иностранные журналисты все преувеличивают – лишь бы продать газеты в Америке, не думая о том, что своими заявлениями они ставят под угрозу международные отношения и пятнают репутацию тех, кто занимается важным делом.

Хотя Рейчел и была неопытной, как всякая девушка, недавно окончившая университет, но провести ее не удалось.

– В статье также утверждается, что Гитлер обвиняет поляков в том, будто они подрывают мир в Европе – стремятся развязать войну; словом, ищет повод, чтобы оправдать свое вторжение. Если все это правда, если Гитлер в самом деле нападет на Польшу – этому человеку нельзя доверять, отец. А если этот журналист прав, люди ему поверят…

– Люди поверят в то, во что хотят верить – в то, во что им выгодно верить. – Профессор рывком встал из-за стола, продолжая сжимать в руке треугольный тост. – Не обращай внимания на грязные газетенки. Уверен, герр Гитлер знает, что делает. С минуты на минуту подъедет машина. Ты готова?

– Отец, ни один здравомыслящий человек не поедет сейчас в Германию. Американцы бегут оттуда.

– Уверяю тебя – я в здравом уме и твердой памяти. – Профессор остановился и, что было ему совершенно несвойственно, погладил дочь по щеке. – Ты достойна самой лучшей судьбы. – Он поправил идеально накрахмаленные манжеты. – И запомни, Рейчел: следует говорить «герр Гитлер». Немцы не прощают непочтительности.

– Да, отец, но мы с тобой… мы же должны понимать…

Профессор уже пересек комнату, жестом приказал, чтобы подали пальто.

– Джеффрис, поторопи водителя. Нельзя опаздывать на самолет. Рейчел, где твои вещи?

Девушка неторопливо сложила салфетку, пытаясь унять негодование… только на время этой поездки… «Пока я не заставлю тебя понять, что это моя последняя поездка во Франкфурт… в Германию… и что наши отношения коренным образом изменятся… как только мы вернемся в Нью-Йорк».

* * *

Через два дня Рейчел уже натягивала белые летние перчатки, как будто стремясь установить некий барьер между собой и немецким городом, который когда-то был ей хорошо знаком. Прошло пять лет с тех пор, как она в последний раз ездила по широким и чистым проспектам Франкфурта. Средневековые остроконечные башни и живописная геометрическая кирпичная кладка ничуть не изменились. Но ветвистые липы, которые возвышались вдоль главной улицы и были основным ее украшением, срубили, а их место заняли стальные столбы с шестиметровыми алыми флагами, на которых была изображена черная свастика в белом кругу. «Эбонитовые пауки подохнут от зависти».

– Не стоит раздражаться. Это ненадолго. Скоро обследование закончится. Ты пропустила предыдущий сеанс, поэтому не ропщи из-за того, что этот продлится чуть дольше. – Отец, чьи волосы, казалось, редели с каждой минутой, рассеянно улыбнулся, облизал губы. – Наш поезд в семь, – пробормотал он, выглядывая в окно. – Не будем задерживаться.

Рейчел старалась унять дрожь в пальцах, положив руки на колени. Демонстративные попытки отца подбодрить ее утешения не принесли. Зачем она согласилась на это ненавистное, каждые два года повторяющееся обследование у докторов, которое она терпеть не может? Зачем вообще согласилась приехать в Германию? Нет ответа.