Спасатель - [177]
Так и шло лето. Однажды под вечер две незнакомые девушки стали с того берега речки глядеть, как мы наживляем крючки. Их заинтересовало, как мы ставим в море перемет, прижимаем дальний конец ко дну большими камнями. Девушки были в джинсах. Голоса были у них мягкие. Они не хихикали. Это был их последний ночлег у моря, утром они возвращаются в Лондон. Мы завели через речку разговор. Темноволосую звали Алисой, а светлую — Джин. Когда я встречался с Джин взглядом, меня била дрожь, и в ту ночь, лежа, глядя на звезды, я понял, почему Плоскорожий не делится своими стихами.
Утром они перебрели на наш берег с места своей ночевки. Мы сняли пойманную рыбу с перемета. Они сготовили нам завтрак. Потом мы стали купаться. Я все поглядывал на Джин и порой ловил ее взгляд на себе. В воде я обнял ее. Она сказала мне, что они остаются еще на сутки. Сидя на песке, мы с Плоскорожим глядели, как девушки вплывают в зелень океана и возвращаются на волне. Они были обе золотистые, точно кто расплавил весь береговой песок и влил в них. Плоскорожий изрек весомо: «Лондон». Я посоветовал ему проснуться — у нас нет денег. Он негромко ответил, что Джафа поможет. Он рассказал мне про десять эфиопских золотых монет. Мне это было не по нутру, но до жути не хотелось расставаться с Джин.
Солнце было уже на закате, когда мы пришли к Джафе. Он жил в миле от нас в сложенном из камня домишке с каменным же забором. Девчат мы оставили снаружи. Мы объяснили им, что только проститься зайдем. Мы вошли. Джафа сидел, очищая монеты. Я и сейчас помню запах очистителя. Пока я заходил с тыла, Плоскорожий сообщал ему, что мы двигаем в Лондон и оценим его помощь. Джафа ответил коротко и резко, и я обхватил его за шею. Он напряженно застыл под моей рукой, ощутив холодок ржавой старой бритвы. С этого момента он сидел смирно. Плоскорожий вернулся из спальни с коробкой от ботинок. Отсчитал пять толстых золотых кругляшков, приговаривая:
— Так-то лучше. Я ведь мог бы сообщить им про что-сам-знаешь, и ты сел бы за решетку. Возможно, и монеты конфисковали бы, ты б их, возможно, больше не увидел.
Джафа смотрел на него, как утопающий из глуби моря.
— Бедный старенький Джафа, — негромко приговаривал Плоскорожий. — Тебе пять и нам пять, чтобы всем без обиды.
Я убрал бритву. Сложил, пряча, лезвие. Я понял, что Джафа не дорожит монетами. Попросил Плоскорожий его как человек, он все те монеты отдал бы просто так.
— Пусть это будет тебе наукой, старая жаба, — сказал Плоскорожий, и я понял, что никогда в жизни не слагал он стихов — немых или каких бы ни было. Из двери мы не вышли, а бегом почему-то выбежали. Схватив за руку девчат, мы чесанули с обрыва на взморье. Джафа не отставал от нас, крича, что он живо распознал, что Плоскорожий за ягода.
— Нашего болота ягода!
Плоскорожий круто остановился. Пошел к Джафе. Джафа стоял ждал. Плоскорожий занес кулак.
— У тебя же теперь чурки нет, — сказал Джафа. — Придется рукой меня коснуться. — Он стоял усмехаясь, и Плоскорожий отвернулся.
Свет был уже лунный, но, идя обратно ко мне, Плоскорожий надел свои темные очки. Джафа стоял, глядя нам вслед. Мы догнали девчат и стали им плести, что Джафа пьян и злится за потерянную нами снасть. Девчата посмеялись, но я видел, что они встревожены. Я слышал, как, давно уже улегшись, они тихо переговаривались. Я убеждал себя, что это мне только почудилось, будто светловолосая Джин прячет от меня глаза. А утром девчат уже не оказалось.
Рыбу на перемете мы оставили чайкам. К полудню мы перестали спрашивать у встречных, не попадались ли им две девушки, темноволосая и светлая. До Плоскорожего не скоро дошло, что, даже если и отыщем их, дело все равно конченое. Первую монету мы сбыли жучку-перекупщику, и он нагрел нас, как и все последующие покупатели. Плоскорожий цедил слова все скупее. Иногда я ловил на себе его наблюдающий взгляд. В Шропшире где-то, в поле, я остановился поболтать с туристками, а он смылся, ушел от меня. И мне вздохнулось легче. Я нанялся в загородную гостиницу, в ночную смену. Когда действую теперь на коридорах один со своим набором сапожных щеток, шеренга туфель вдоль дверей кажется мне черной полосой прибоя. Я тоскую по светловолосой. Вспоминаю Джафу, и его песенка тихо звучит у меня в голове. Переметом селедку не поймаешь. Сельдь — рыба глубоководная. Требуется бот, большой невод. Глубоководье требуется знать. Из рыбы, населяющей моря, селедка — рыба явно не моя.
Руки
(Перевод О. Сороки)
Он ел обед в угрюмом молчании; он сознавал свою вину, и от этого угрюмел еще больше. Она почти не притронулась к еде, покормила младенца, и тот, уже выучившийся радовать родителей лепетаньем «па-па, ма-ма», был огорошен безучастным молчанием обоих.
Пообедав, он переоделся мешкотно и тяжело в шахтерскую робу. И стыд тяготил за себя вчерашнего, и тошно было идти в шахту, заступать в смену от трех до одиннадцати. Оттого он и напился вчера вечером — чтобы позабыть о неделе, лежащей впереди; а напившись, забыл обо всем, подрался во дворе пивной, порвал свой лучший костюм, а после на косых ногах, с двумя румяными бабехами под ручку, прошел по Главной улице — прямо к своему крыльцу, где стояла, смотрела жена.
Четыре части романа-тетралогии «Александрийский квартет» не зря носят имена своих главных героев. Читатель может посмотреть на одни и те же события – жизнь египетской Александрии до и во время Второй мировой войны – глазами совершенно разных людей. Закат колониализма, антибританский бунт, политическая и частная жизнь – явления и люди становятся намного понятнее, когда можно увидеть их под разными углами. Сам автор называл тетралогию экспериментом по исследованию континуума и субъектно-объектных связей на материале современной любви. Текст данного издания был переработан переводчиком В.
Произведения выдающегося английского писателя XX века Лоренса Даррела, такие как "Бунт Афродиты", «Александрийский квартет», "Авиньонский квинтет", завоевали широкую популярность у российских читателей.Книга "Горькие лимоны" представляет собой замечательный образец столь традиционной в английской литературе путевой прозы. Главный герой романа — остров Кипр.Забавные сюжеты, колоритные типажи, великолепные пейзажи — и все это окрашено неповторимой интонацией и совершенно особым виденьем, присущим Даррелу.
Дипломат, учитель, британский пресс-атташе и шпион в Александрии Египетской, старший брат писателя-анималиста Джеральда Даррелла, Лоренс Даррелл (1912—1990) стал всемирно известен после выхода в свет «Александрийского квартета», разделившего англоязычную критику на два лагеря: первые прочили автору славу нового Пруста, вторые видели в нем литературного шарлатана. Третий роман квартета, «Маунтолив» (1958) — это новый и вновь совершенно непредсказуемый взгляд на взаимоотношения уже знакомых персонажей.
Дипломат, учитель, британский пресс-атташе и шпион в Александрии Египетской, старший брат писателя-анималиста Джеральда Даррела, Лоренс Даррел (1913-1990) стал всемирно известен после выхода в свет «Александрийского квартета», разделившего англоязычную критику на два лагеря: первые прочили автору славу нового Пруста, вторые видели в нем литературного шарлатана. Время расставило все на свои места.Первый роман квартета, «Жюстин» (1957), — это первый и необратимый шаг в лабиринт человеческих чувств, логики и неписаных, но неукоснительных законов бытия.
Стэн Барстоу (родился в 1928 году) — английский романист, драматург. В прозу Барстоу проникает каждодневность, ритуальный круг человеческой жизни, в которых писатель видит скрытую поэзию бытия. Британские критики, отмечая эту своеобычность письма Барстоу, говорят о перекличке авторского мировидения с итальянским неореализмом.
«Если вы сочтете… что все проблемы, с которыми нам пришлось столкнуться в нашем посольстве в Вульгарии, носили сугубо политический характер, вы СОВЕРШИТЕ ГРУБЕЙШУЮ ОШИБКУ. В отличие от войны Алой и Белой Розы, жизнь дипломата сумбурна и непредсказуема; в сущности, как однажды чуть было не заметил Пуанкаре, с ее исключительным разнообразием может сравниться лишь ее бессмысленность. Возможно, поэтому у нас столько тем для разговоров: чего только нам, дипломатам, не пришлось пережить!».
«…Бывший рязанский обер-полицмейстер поморщился и вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшую коробочку с лекарствами. Раскрыл ее, вытащил кроваво-красную пилюлю и, положив на язык, проглотил. Наркотики, конечно, не самое лучшее, что может позволить себе человек, но по крайней мере они притупляют боль.Нужно было вернуться в купе. Не стоило без нужды утомлять поврежденную ногу.Орест неловко повернулся и переложил трость в другую руку, чтобы открыть дверь. Но в этот момент произошло то, что заставило его позабыть обо всем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».
«Шестнадцать обшарпанных машин шуршали по шоссе на юг. Машины были зеленые, а дорога – серая и бетонная…».
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».
Эта книга пригодится тем, кто опечален и кому не хватает нежности. Перед вами осколки зеркала, в которых отражается изменчивое лицо любви. Вглядываясь в него, вы поймёте, что не одиноки в своих чувствах! Прелестные девочки, блистательные Серые Мыши, нежные изменницы, талантливые лентяйки, обаятельные эгоистки… Принцессам полагается свита: прекрасный возлюбленный, преданная подруга, верный оруженосец, придворный гений и скромная золушка. Все они перед Вами – в "Питерской принцессе" Елены Колиной, "Горьком шоколаде" Марты Кетро, чудесных рассказах Натальи Нестеровой и Татьяны Соломатиной!
Этот сборник составлен из историй, присланных на конкурс «О любви…» в рамках проекта «Народная книга». Мы предложили поделиться воспоминаниями об этом чувстве в самом широком его понимании. Лучшие истории мы публикуем в настоящем издании.Также в книгу вошли рассказы о любви известных писателей, таких как Марина Степнова, Майя Кучерская, Наринэ Абгарян и др.
Марковна расследует пропажу алмазов. Потерявшая силу Лариса обучает внука колдовать. Саньке переходят бабушкины способности к проклятиям, и теперь ее семье угрожает опасность. Васютку Андреева похитили из детского сада. А Борис Аркадьевич отправляется в прошлое ради любимой сайры в масле. Все истории разные, но их объединяет одно — все они о бабушках и дедушках. Смешных, грустных, по-детски наивных и удивительно мудрых. Главное — о любимых. О том, как признаются в любви при помощи классиков, как спасают отчаявшихся людей самыми ужасными в мире стихами, как с помощью дверей попадают в другие миры и как дожидаются внуков в старой заброшенной квартире. Удивительные истории.
Каждый рассказ, вошедший в этот сборник, — остановившееся мгновение, история, которая произойдет на ваших глазах. Перелистывая страницу за страни-цей чужую жизнь, вы будете смеяться, переживать за героев, сомневаться в правдивости историй или, наоборот, вспоминать, что точно такой же случай приключился с вами или вашими близкими. Но главное — эти истории не оставят вас равнодушными. Это мы вам обещаем!