Спартанец - [30]

Она вспоминала с бесконечной нежностью, как любила его в первый раз, медленно, осторожно, чтобы не причинить ему боль; вспоминала ту неизвестную, восхитительную силу, которая руководила ее телом, руки Талоса на ее бедрах, волну пламени, которая зажигала огонь в ее лоне и сердце.

Она знала, что владеет самым прекрасным сокровищем на свете, и была уверена, что не будет конца тому, ради чего она существует. Когда она жила у своего отца, то с волнением ждала прихода Талоса, и в назначенный день, до рассвета, лежа в постели, еще в темноте, представляла себе, как он шнурует сандалии и берет свою пастушью палку, выходя из дома в сиянии утренних звезд.

Он должен открыть загон и выпустить отару, затем спуститься по склону, пройти через лес и выйти из него уже при свете зари, с волосами, влажными от росы, в сопровождении огромного барана с загнутыми рогами.

Он пройдет через равнину под оливковыми деревьями, как молодой бог. Она же пойдет во двор, помоется в ручье, и тогда услышит далекое блеяние ягнят, потом появится он, улыбаясь, и его глубокий открытый взгляд будет полон любви к ней. И тогда она, босоногая, побежит встречать его, громко окликая по имени, повиснет на шее, кружась вокруг него, смеясь и теребя его волосы.

Антинея знала, что мальчики ищут для себя товарища, когда приходит время, но она также знала, что Талос никого не хочет видеть, кроме нее. Придет и такое время, когда она сможет спать рядом с ним каждую ночь, готовить ему пищу и греть воду, в которой он вымоется, возвращаясь с пастбища. И она будет чинить его одежду долгими зимними вечерами при свете огня, а если он внезапно проснется ночью, потревоженный дурными снами, она вытрет пот с его лба и будет гладить по волосам, до тех пор, пока он не заснет снова.

С такими мыслями Антинея провела лето и осень, работая с Талосом в поле или сопровождая его на высокогорные пастбища до тех пор, пока холодный северный борей не сорвал последние листья с деревьев. Точно так, как природа следует своими путями, и она была уверена, что ее жизнь плавно продолжится рядом с юношей, которого она любила.

Но планы богов были совсем иными.

Однажды в конце зимы, когда Талос сидел перед своим домиком, созерцая закат солнца за притихшим голым лесом, он увидел свою судьбу, которая шла по тропе, пересекающей поляну: странная сгорбившаяся старуха, в каком-то тряпье, шагала там, опираясь на длинную палку. Седые волосы были собраны в пучок на затылке, завязанный белой шерстяной лентой, с которой свисали бренчащие металлические диски.

Старуха сразу же заметила Талоса и свернула с тропинки, направляясь к нему. Юный пастух наблюдал за ней с дурными предчувствиями, почти со страхом: изможденное лицо покрыто густой сетью глубоких морщин, но тело удивительно энергичное, шаг бойкий, быстрый, решительный.

Талос задрожал. Он не мог не вспомнить в этот момент все сказки, которые рассказывал ему Критолаос, когда он был еще ребенком, чтобы заставить быстро уснуть без жалоб и хныканья. К примеру, сказку о жестокой Келеносе, которая бродит под видом старухи по ночам, в поисках малышей, чтобы схватить и унести их в свое отвратительное, страшное гнездо на далеком острове.

«Что за глупость!» — подумал он про себя, по мере ее приближения. Но все же юноша никак не мог понять, с чего этой старухе скитаться в горах одной, когда наступает ночь.

Наконец она оказалась рядом с ним и подняла свои серые глаза, чтобы встретиться с его взглядом: глаза, сверкающие зловещим огнем в темных глазницах.

— Пастух, — обратилась она хриплым голосом к юноше, — на этой земле живет человек, которого зовут Карас. Я должна увидеть его, и незамедлительно. Где я могу найти его?

Талос встревожился; меньше всего он ожидал услышать нечто подобное из уст столь странного существа.

— Откуда тебе известно это имя? — спросил он недоуменно.

— Ни о чем меня не расспрашивай, — ответила женщина тоном, не допускающим возражений. — Ответь на вопрос, если можешь.

Талос показал на дорогу, по которой она пришла.

— Вернись на тропу, — сказал он. — И следуй по ней к горе. Когда дойдешь до развилки, поверни налево. Войдешь в лес. Продолжай идти, пока не дойдешь до полянки. Там ты увидишь ручей, а рядом и будет хижина. Постучи в дверь три раза, Карас откроет тебе. Но ты уверена, что хочешь пойти туда сейчас? Уже темно, а лес ночью опасен. Волки голодны; они часто нападают на стада.

— Не пугают меня волки, — ответила старуха, странно улыбаясь.

Она устремила на юношу свой леденящий взор.

— И ты ведь тоже не боишься. Разве ты сам не молодой волк?

Она повернулась и пошла обратно к тропинке, не сказав больше ни единого слова. В темноте Талос услышал звенящее бренчание погремушек на посохе, которым старуха привыкла пользоваться при ходьбе. Он вернулся в дом, чтобы согреться около огня, но дрожал он не только от холода.

— Кто эта женщина, что была здесь с тобой? — спросила мать, подавая ему миску с супом.

— Старуха, которую я никогда раньше не видел в округе. Она спрашивала про Караса.

— Карас? А где он сейчас?

— Он пошел в свою хижину, вверх по ручью.

— Но тебе не следовало говорить ей об этом. Карас не хочет, чтобы туда приходили незнакомцы.