Спартанцы Гитлера - [3]
Другой пример. Нацистский режим обеспечил невиданную ранее не только в Германии, но и в мире социальную защищенность женщин, причем эта защищенность не была следствием эмансипационных устремлений и процессов, а носила патриархально-шовинистический характер. Даже во время войны в демократических западных странах и в Советской России мобилизация женщин либо на строительно-оборонные работы, либо на труд на оборонных предприятиях и во вредном производстве была значительно выше, чем в Германии — Гитлер был категорически против массового привлечения немецких женщин к производственной деятельности, которая, на его взгляд, могла серьезно повредить самой главной и основной женской функции воспроизводства и воспитания подрастающего поколения. Во время войны основным занятием большинства немецких женщин было периодическое протирание пыли в покинутом мужьями, братьями и сыновьями доме. Нацисты вообще хотели уподобить весь немецкий народ высокородной семье, корни которой известны до глубокой древности: такой подход к немецкой общности, несомненно, должен был вызвать возвышенные чувства гордости в связи с принадлежностью к ней. Хранительницей этой семьи в глазах нацистов была женщина. Эта тема тем более любопытна и привлекательна для рассмотрения, что во многих других странах, особенно в нашей, эмансипация женщин привела не к разумному, настоящему освобождению женщин от бремени разного рода обязанностей, препятствующих гармоническому развитию, а, наоборот, под маркой ложной эмансипации — к двойной нагрузке — и на производстве, и на работе по дому, от которой в действительности никто женщин не освободил. Как же интерпретировать такой важнейший элемент социальной истории, как женский вопрос, в случае с нацистской Германией? Следует ли сделать вывод о том, что Гитлер, в отличие и от либералов, и от марксистов, и от феминисток, был гораздо ближе к пониманию места и роли женщины в современном обществе? В литературе часто встречается мнение о том, что нацизм якобы был тесно связан с авторитарной семьей, но ведь эта самая «авторитарная семья» прекрасно существовала и в демократической Франции, и в либеральной Британии, и в большевистской России. Таким образом, анализ истории решения женского вопроса в Третьем Рейхе должен носить самостоятельный характер и не может быть простой производной от общей оценки нацистского государства как тоталитарного и преступного.
Хотя в Германии аграрный вопрос не играл сколько-нибудь существенной роли к 1933 г., но нацисты и здесь смогли провести весьма радикальные и значимые социальные преобразования, о которых крестьяне могли ранее только мечтать: «закон о наследственных дворах» ввел в Германии правило принципиальной неотчуждаемости крестьянских земельных владений — даже за долги. Как нетрудно понять, это была вековая и, казалось, невыполнимая крестьянская мечта не только в Германии, но и во всем мире. Обеспеченность крестьянского существования, таким образом, составила весьма примечательную и существенную черту нацистского режима. Разумеется, эта обеспеченность досталась крестьянам не даром — они должны были подчиниться нацистской экономической унификации и планированию, выполнять планы, осуществлять обязательные поставки по фиксированным ценам, рыночные установки были значительно ограничены в действии. Аграрный «папа» нацистов Вальтер Дарре, как впрочем, и другие главари режима, сильно идеализировал крестьянский труд — это часто интерпретируют как своеобразный антимодернизм, что, очевидно, противоречило интересам Германии в целом. Встает вопрос, как же в таком случае оценить итоги и направленность аграрной политики нацистов, как ее осмыслить теперь — в условиях, когда крестьянские среда и культура, обладающие несомненными преимуществами близости к природе и пониманию природы, ныне теряются во все возрастающей степени — и не только в индустриально развитых странах?
Совершенно иная картина предстает перед нами при рассмотрении среднесословной политики нацистов. На деле она была не столь последовательной, как в остальных случаях, а ведь в современных представлениях национал-социалистическое движение было преимущественно движением, имевшим «мелкобуржуазное происхождение».
Масштабы вопросов, которые ставит перед собой автор, кажутся совершенно непомерными и чересчур претенциозными перед лицом высокоразвитой современной немецкой историографии Третьего Рейха. Однако — при всей ее обширности, детальности и обстоятельности — эта историография обладает одним «изъяном»: она озабочена в первую очередь процессом национального перевоспитания, покаяния, преодоления искушения немецкого народа нацизмом. Такая нацеленность немецкой историографии производит каждый раз огромное впечатление и достижения современного немецкого обществоведения в этом направлении несомненны и ясны
